Борис был сильно бледен. По всей видимости, он много выпил. Я даже толком не поняла, откуда он появился. Просто шла по участку в направлении бытовки, затем остановилась, оглянулась на особняк и, обернувшись, увидела стоящего перед собой Бориса. Я заметила, что его белоснежная рубашка чем-то запачкана. С удивлением посмотрев на допотопную керосиновую лампу, которую Борис держал в руке, я произнесла дрогнувшим голосом:
– Ты меня напугал.
– Чем?
– Просто не ожидала тебя здесь увидеть.
Затем вновь посмотрела на старую керосиновую лампу и прошептала:
– Я давно уже таких ламп не встречала. Не думала, что ими пользуются на Рублевке.
Даже сквозь полумрак я смогла разглядеть на рубашке Бориса пятна крови. В этот момент до меня дошло, что я совершенно не знаю Бориса и нахожусь в чужом доме за высоченным забором, да и время уже – двенадцать часов ночи. То, что Борис богат, не говорит о том, что он адекватный и разумный человек. Вполне возможно, что он сексуальный маньяк, дебошир, шизофреник и серийный убийца. Мои тело обмякло, а сердце ушло куда-то в пятки. Я смотрела на кровавые пятна на рубашке мужчины и судорожно думала о том, как мне остаться живой и невредимой, как можно быстрее покинуть этот злосчастный дом.
– Что-то произошло? – еле слышно спросила я стоящего рядом со мной мужчину и попятилась назад.
– А ты что здесь делаешь? – ответил вопросом на вопрос хозяин дома.
– Тебя ищу.
– А зачем меня искать? Если надо, я сам найдусь.
– Уже поздно. Мне домой пора. Я завтра свою работу доделаю. Выпусти меня отсюда.
Я вновь посмотрела на следы крови на рубашке Бориса и почувствовала, как кровь застучала у меня в висках. Борис моментально поймал мой взгляд и пристально посмотрел мне в глаза.
– Рубашку нужно в стирку бросить. Я ее в краске выпачкал.
– В краске?
– Думаешь, ты только одна рисуешь? Я тоже. Может быть, не так красиво, как ты. Но пытаюсь. Для души. Бывают такие моменты, когда ко мне приходит необъяснимое вдохновение. Я тогда хватаюсь за кисть и ухожу рисовать вон в тот сарай.
Борис махнул рукой в сторону домика для садового инвентаря.
– Я даже свет не включаю, – добавил он и улыбнулся. – Рисую только при свете этой допотопной лампы. Только я работы свои никому не показывал и никогда не покажу. Я же тебе говорю: это так, для души. Керосинка, бутылочка отменного коньячка, полнейший полет фантазии и одиночество... В такие минуты только оно может составить мне компанию.
– Вот уж не думала, что ты тоже рисуешь, – облегченно произнесла я и почувствовала, как у меня отлегло от сердца.
