Вечером, обойдя всю деревню, Галина Максимовна возвращалась домой. Еле доползла. Села на лавочку возле своего дома, положив костыль между ног. Подмораживало, и слезы застыли под её глазами двумя белыми серёжками.
20
Утром у конторы леспромхоза собралось человек тридцать с пешнями и совковыми лопатами.
— В дежурку все не войдут, — сказал Алексей Тигунцов, подходя к Дементьеву.
— Так, — сказал Дементьев, слегка возбуждённый тем, что народу больше чем достаточно собралось. — Езжай к Ивану Мартынову, и вместе с ним — в гараж. Пусть заводит автобус. На автобусе и в твоей дежурке, я думаю, разместимся.
… Уже рассветало, когда приехали к реке. День обещал быть ясным, солнечным. Мужики, разделившись на несколько групп, приступили к работе. Афанасий наметил проруби в шахматном порядке вдоль всего русла реки, и люди стали долбить лёд тяжёлыми пешнями, отбрасывать совковыми лопатами.
21
Галина Максимовна осталась дома. Она понимала, что все эти люди, не веря в её затею с поисками с самого начала, собрались из уважения к памяти покойного, чтобы исполнить перед ним свой последний долг. Большинство были уверены, что эта последняя поездка, как и все предыдущие, ничего не даст, но никто не посмел отказать в просьбе о помощи, — по крайней мере совесть перед погибшим и перед людьми будет чиста. И Галина Максимовна, теперь уже потеряв надежду, подводила итог всем хлопотам, размышляя о том, выполнила ли свой долг до конца и можно ли ещё что-нибудь предпринять.
В этот день она встала рано и с утра была в напряжении. Дважды ходила к конторе леспромхоза: сначала — насчёт транспорта, а потом — узнать собрались ли люди. Один из ампутированных пальцев вдруг стал кровоточить, и она сходила на фельдшерский пункт на перевязку. Вернувшись домой, почувствовала усталость и, сняв пальто, села на диван. Её измученный вид угнетал дочерей, и они больше старались находиться в своей комнате и не попадаться ей на глаза.
Время близилось к обеду, а Галина Максимовна все сидела на диване и боялась лишний раз шевельнуться, чтобы не травмировать натруженную ногу и кровоточащий палец. Мысли её были с теми, кто трудился на реке. Порою ей казалось, что в её воспалённом мозгу кроме воображения излучины реки, припорошенной снегом, на которой возятся мужчины и без конца долбят лёд, ничего не осталось. Отчётливо вырисовывалась пешня с толстой берёзовой ручкой, которую будто бы методично поднимает и опускает Афанасий, а от её ударов разлетаются во все стороны мелкие осколки льда. Тяжёлая пешня с блестящим стальным наконечником, меховые рукавицы Афанасия. Брызги льда и — ничего больше. Видение исчезало и снова появлялась мысль о том, выполнила ли она свой долг до конца…
