– Вот черт! Чуть было сам не загнал девушку за решетку.
– Ты что-нибудь вспомнил? – взметнула свои светлые густые брови Оксана.
– Ну, конечно! Конечно!
– Говори, Ник. Ну же! Это так важно!
И тут я запнулся. И только тут понял, что не могу этого сказать Оксане. На время я как-то подзабыл, что передо мной сидит моя жена. Сейчас я видел перед собой своего товарища, с которым мы пытаемся распутать сложную ситуацию. Сейчас я помнил только Васю, только ее любил, только ее хотел защитить. И теперь я опомнился – мне стало неловко. Я не мог защищать дорогого мне человека, причиняя боль другому. Тоже дорогой мне женщине. Я вспомнил то, чего вовсе не захотела бы услышать Оксана. То, чего я сам не имел желания ей говорить.
Вася действительно налила воду из графина в чашку. И действительно мы вместе шли на сцену, играть заключительную сцену спектакля. Девушка с чашкой в руках была замыкающей. Но впереди нее шел я. Да, безусловно, я отлично вспомнил. Она тихонько, еле слышно окликнула меня. Я услышал и оглянулся. Помню, как теперь помню. Ее серые глазки горели. Пухлый накрашенный ротик был приоткрыт. Пепельные волосы в полумраке отливали серебром. И она сильнее, чем всегда, напоминала лисичку редкой породы. Вася медленно поставила чашку с этой треклятой жидкостью позади себя и протянула руки ко мне. Я резко приблизился к девушке и изо всей силы обнял ее. Мы крепко-крепко поцеловались.
Помню, я еще подумал, что она этим горячим поцелуем словно просит у меня прощения. За то, что сегодня стала Джульеттой. Джульеттой, влюбленной совсем в другого человека. А мне не суждено сегодня стать Ромео. Я не помню, сколько времени длился наш поцелуй. Не думаю, что вечность, поскольку Стас уже вышел на сцену и нам нужно было торопиться. Но мне казалось, что мы стояли так, прижавшись друг к другу, очень долго.
Черт побери! Да есть свидетели этого поцелуя! Ну, конечно! Я же помню, как Вано, так и не дойдя до сцены, вернулся. И, пробегая мимо нас, пробасил: «А ты не так уж верна, Джульетка. Твой Ромео тебя заждался, а ты развлекаешься с другим».
Вано может подтвердить, что за время нашего, пусть и не самого долгого, поцелуя кто-то запросто мог проникнуть за кулисы и подсыпать в чашку яду. Но кто? Я никого не встречал за сценой и собственными глазами видел, как рабочие клуба закрыли на ключ все рабочие помещения. Зрители же сидели на местах, никто на спектакль не опоздал, иначе бы я заметил – зал не так уж велик. Всех коллег своих я знаю в лицо, хотя мы и не здороваемся. За столиками во время спектакля по законам клуба царит гробовая тишина, и малейший шорох обязательно привлек бы внимание. Я же помню. Ромео-Стас стоял в центре сцены. Вася с чашкой в руках приближалась к Стасу. Я – в углу сцены. Стоп.
