Звуки, доносившиеся из столовой – знакомый скрип нижней дверки буфета, звяканье вилок и ложек, шаркающие шаги матери, – то пропадали, то снова возникали.
– Чай пить, Екатерина.
Катя ничего не ответила. Пусть думает, что она спит. Потом она услышала голос Виктора:
– Не буди, пусть спит.
Раздался дробный стук ложки в стакане. Это Виктор размешивает сахар. Мать опасливо посматривает на стакан. Виктор, скосив глаза в журнал, еще яростнее вращает ложку.
– Время-то, поди, одиннадцать, – сказала мать, и Катя услыхала звук наливаемого в стакан кипятка, – выспится еще. Чаю попьет и ляжет… Устала, ту ночь и вовсе не спала. Спросить бы – отца-то видала?
– «Керчь» в порту – значит, видала.
– «Керчь» в порту? – спросила мать Катю, когда та вышла к столу.
– В порту.
– Подъехать, что ли, завтра, – вздохнула мать, передавая Кате стакан. – Или ты, может, пирогов ему захватишь? Испеку утром.
Катя знала, что никаких пирогов мать не испечет – чего-нибудь не окажется или времени не хватит.
– Я рано уйду, – не глядя на мать, сказала Катя.
– Виктор, может, подъедет. Поедешь на пристань, Виктор?
– Если будет готово, то возьму, – продолжая смотреть в журнал, ответил Виктор.
В детстве очень маленький, Виктор за последние два года вытянулся и перерос всех в семье: худощавый, еще узкоплечий, всегда в неизменной синей футболке с черным воротником и черными растянувшимися манжетами, которые он машинальным движением подтягивал кверху.
Из трех детей капитана Воронина только Катя продолжала фамильную профессию. Кирилл остался в армии, уже подполковник. Виктор решил стать юристом. Когда он объявил о своем намерении отцу, тот, по обыкновению, смолчал, а от бабушки это год скрывали. Узнав же, она обрушилась в письме прежде всего на Анастасию Степановну, которую винила в каждой житейской невзгоде Ивана и его семьи. Анастасия Степановна в душе была довольна выбором сына, оценив его как некое свое торжество над ненавистной свекровью, но не показывала этого, боясь противоречить мужу и старухе. Катя же считала, что каждый волен выбирать себе профессию по своему вкусу.
– Почему же не будет?.. Все будет… Все приготовлю, – озабоченно вздохнула мать и повернулась к Кате: – Как они там, на теплоходе-то?
Катя знала беспредметность этих вопросов: суетой мать заменяет подлинную заботу об отце. Она сдержанно ответила:
– Ничего.
– Ну и слава богу, – вздохнула Анастасия Степановна и пошла на кухню.
Виктор протянул руку к комоду, достал синий, надорванный сбоку конверт.
