. Рядом с навозником — птичка ржанка, тоже смертельный враг орлов.
Тимофей. Эта ласточка что несет в клюве?
Евсевий. Ласточкину траву. Ею она возвращает зрение слепым птенцам. Узнаете очертания этой травы?
Тимофей. А это что за ящерица? Никогда такой не видывал.
Евсевий. Это не ящерица, а хамелеон.
Тимофей. Как? Прославленный повсюду хамелеон? А я-то воображал, будто хамелеон больше льва!
Евсевий. Да, это он и есть, хамелеон, с вечно разинутою пастью и вечно голодный. А это дерево — смоковница; только подле нее он и опасен, в любом же ином случае безвреден. Но вообще зверек ядовитый; остерегайся его пасти.
Тимофей. Цвета он, однако же, не меняет.
Евсевий. Верно. Потому что не меняет места; как переменит место — и цвет станет другой.
Тимофей. А к чему здесь флейтист?
Евсевий. А вот же рядом с ним пляшет верблюд[80]. Видишь?
Тимофей. Вижу небывалое зрелище: верблюда-скомороха и обезьяну-гудошницу!
Евсевий. Чтобы оглядеть все подробно и без спешки, я отведу вам хоть и три дня, но в другой раз; а теперь и мельком будет довольно. Здесь нарисовано в согласии с натурой все, что есть примечательного среди трав. И вот чему нельзя не удивляться: яды, даже самые быстродействующие, мы здесь не только видим воочию, но и касаемся их руками.
Тимофей. Смотрите, скорпион! Редкое в наших краях бедствие, зато частое в Италии. Но цветом, по-моему, он не такой, как на картине.
Евсевий. Отчего же?
Тимофей. Оттого, что в Италии скорпион темнее, а здесь слишком светлый.
Евсевий. Разве ты не узнаешь траву, на листке которой он сидит?
Тимофей. Пожалуй, что нет.
Евсевий. Оно и понятно: в наших садах такая трава не растет. Это волчий корень, до того ядовитый, что скорпион, чуть только прикоснется к нему, замирает, блекнет и признает себя побежденным. Но, отравленный ядом, у яда же ищет исцеления. Вот, поблизости, вы видите обе породы чемерицы. Если скорпиону удастся соскользнуть с волчьего корня и коснуться белой чемерицы, к нему вернется прежняя сила: столкновение противоположных ядов разгонит оцепенелость.
Тимофей. Этому скорпиону, стало быть, конец: он от своего листика уже никуда не ускользнет. Но скорпионы здесь еще и разговаривают?!
Евсевий. И к тому ж по-гречески.
Тимофей. И что он говорит?
Евсевий. Ευρε Θεος τ’αλιτρον[81]. Кроме трав, здесь перед вами весь род пресмыкающихся. Вот василиск с огненными очами — самые ядовитые твари и те его страшатся.
Тимофей. Он тоже что-то говорит.
Евсевий. «Пусть ненавидят, лишь бы боялись»
