Евсевий. И каждый пусть приходит с «тенью», приводите кого вздумается. Вас четверо, стало быть, в числе сравняемся с Музами.
Тимофей. Хорошо.
Евсевий. Об одном хочу вас предупредить — чтобы приправу каждый захватил с собою свою. Я подаю только еду.
Тимофей. Какую приправу? Перец или сахар?
Евсевий. Голод. Нынче вы запасетесь им через скудный обед, а утром навострите прогулкою: моя деревушка одолжит вас и этой услугою. Но в котором часу угодно вам завтракать?
Тимофей. Около десяти, пока еще не слишком знойно.
Евсевий. Все будет готово.
Слуга. Хозяин, гости у дверей.
Евсевий. Вы сдержали слово, и это очень приятно. Но вдвойне приятнее, что вы вовремя и что с вами ваши «тени» — добро пожаловать! Бывают такие вежливые невежи, которые изводят хозяина своим запозданием.
Тимофей. Мы явились пораньше, чтобы на досуге все осмотреть и полюбоваться твоим дворцом, который, как слышно, изобилует дивными красотами и на каждом шагу свидетельствует о нраве своего владельца.
Евсевий. Вы убедитесь, что каков государь, таков и дворец. Укромное гнездышко мне милее царских хором. Но если жить свободно и по своему вкусу означает царствовать, я здесь и в самом деле царь. Однако ж пока на кухне готовят овощи и солнце еще не палит, взглянем, пожалуй, на мои сады.
Тимофей. Разве есть еще один, кроме этого? Не знаю, как дальше, но этот пышный убор удивительно ласково и гостеприимно приветствует всякого входящего.
Евсевий. Нарвите себе здесь цветов и листьев, чтобы в доме не страдать от духоты. Кому какой запах нравится, тот и выбирайте. Рвите больше. Все, что здесь родится, я отдаю в общее пользование: калитка в этот дворик всегда открыта, запирается только на ночь.
Тимофей. Эге, да у тебя на калитке Петр-апостол!
Евсевий. Да, этот привратник мне больше по сердцу, чем всякие Меркурии, центавры и прочие чудища, которых иные изображают у себя на дверях.
Тимофей. Оно и достойнее христианина.
Евсевий. И привратник у меня не безгласный: он обращается ко входящему на трех языках.
Тимофей. Что же он говорит?
Евсевий. Прочти сам.
Тимофей. Чересчур далеко, глаз не достает.
Евсевий. Вот, возьми подзорное стекло и ста сущим Линцеем[67].
Тимофей. Латынь вижу хорошо: «Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюдай заповеди». — «От Матфея», глава девятнадцатая.
Евсевий. Теперь читай по-гречески.
Тимофей. Греческие слова я тоже вижу, но они меня не видят. А потому передаю факел Феофилу, — он по-гречески так и заливается.
Феофил. Μετανοήσατε χαι επιστρέψατε. Πράξεων τω τριτω
