Воцарилось длительное молчание. Наконец кто-то из девушек сказал:
– И всегда-то ты такая скорая. А еще неизвестно, не обидится ли пани Кристина. Мы должны всё это хорошенько продумать.
Я взглянула на хорошенькую брюнетку со вздернутым носиком, а она, подмигнув мне, весело воскликнула:
– Когда тылы капитулируют, фронту нет смысла продолжать борьбу! Ничего не предпринимай со своей затеей, Луция. Ты уже собираешься домой? Тогда подожди минутку. Пойдем вместе.
Таким образом, мы возвращались домой втроем: Луция, Людвика и я.
Город после прошедшего недавно дождя был холодным и хмурым. На мокром асфальте плавали желтые огни. Идя по краю тротуара, я присматривалась к моим спутницам. Обе они были одинаково стройные и изящные. Мужчины, из которых ни один не взглянул на меня (это из-за того, что на мне школьный форменный берет, – утешала я себя), засматривались на них.
Появился ветерок, становилось всё холоднее. Фонари раскачивались, а в такт их качанию по стенам домов беспрерывно ползали тени.
«Что бы мне быть одной из них – Людвикой или Луцией! Нет, лучше Людвикой… Иметь такие блестящие глаза, тонкую, ироническую усмешку на хорошеньких губах, такой решительный и легкий шаг! Тогда и на меня бы оглядывались… Как должна быть она счастлива, имея такое светлое лицо и такие мягкие, волнистые волосы! Она никогда не будет носить ни очков в проволочной оправе, ни жестких, как солома, косичек. Идя по улице, она не обрызгается грязью, а шарфик не скрутится у нее на шее в какой-то несуразный узел».
Я почувствовала отвращение к себе и, глядя на смеющееся лицо Людвики, ловила на лету ее слова, обращенные к Луции:
– Поиздевалась ты над ней со своим аистовым гнездом. Однако на будущее учти: слишком много ты болтаешь в клубе и слишком откровенно. Некоторые из клубисток – не буду указывать на них пальцем – попробуют извлечь выгоду из этого. Ты, наверно, заметила, что Кристина сильно охладела в чувствах к тебе. Если бы ты на каждом шагу расхваливала клуб и во весь голос посылала благодарения господу богу, – о, тогда было бы иначе! Тогда ты стала бы любимицей Кристины.
– Разве ты не ожидаешь… – начала Луция.
– Вот именно! Я совершенно не жду, чтобы она изменила свое поведение. И потому смотрю с любопытством, чем всё это кончится. Свет одобряет цинизм и мирится с бахвальством и пустой болтовней. Поэтому будем циничны и болтливы. В то время, когда я хлопотала о приеме меня в Торговую академию и верила, что бедная девушка также может получить образование, я видела в человеке благороднейшее из созданий. Но с той поры, как я пошла в аптеку мыть посуду и растирать мази, я вижу в нем карлика, надменного, когда он богат, и пресмыкающегося, когда он беден. Скажи мне, какие же у меня могут быть возможности, когда нет у меня денег? Выйти замуж за какого-нибудь неудачника и вместе с ним мыкаться по белу свету? Или стать любовницей моего аптекаря да побольше тянуть из него денег? И – даю слово – я сделала бы это, если бы он не был таким толстым и противным!
