Деревянные четки | страница 6
– Так, как в Закопане,[13] когда я была больна, – помнишь?
– Возможно. Но в Закопане была веранда, а не балкон. Как ты думаешь, она будет голубая или еще какая-нибудь?
– Кто?
– Ну, наша комнатка…
Луция хмурила в задумчивости свои узкие, длинные брови.
– Наверно, светлая. Ведь мы пока считаемся детьми… Это ты, конечно, а я-то уж нет, – быстро поправилась она. – Будут в нашей комнатке две кровати, туалетный столик, стол, маленькая кушетка, три стульчика… – скрупулезно перечисляла Луция. – Стены обиты ситцем с цветочками или выкрашены какой-нибудь светлой краской. В комнатах для приглашенных гостей – ковры, кресла, картинки на стенах… Однако мы будем так себе, самыми обыкновенными гостями. Кушать каждый день будем за общим столом. Поэтому ты должна отучиться чавкать во время еды…
– Ну, подумаешь – общий стол, – пренебрежительно ответила я на замечание Луции. – Председательница говорила маме, что там есть огромный парк. Будем вместе с ее детьми бегать наперегонки, играть в серсо[14] и мяч. Только бы не были они намного младше нас!
Луция покрутила головой:
– Я не хочу бегать. Я лучше лягу в парке на одеяло и буду смотреть сквозь ветви деревьев на небо.
…Измученные, пропотевшие насквозь, высадились мы на маленькой станции. На привокзальной площади стояла пролетка с кучером, одетым в ливрею. Баронесса, которая приехала с тем же самым поездом, что и мы, но только в вагоне второго класса, уже поджидала нас в экипаже. Рядом с нею сидела долговязая, одетая во что-то серое панна весьма неопределенного возраста: по внешнему виду ей можно было дать с одинаковым успехом и двадцать с небольшим, и все тридцать лет. Голова, опущенная вниз, узкое лицо с узкими, бледными губами и узким, длинным носом, полуприкрытые веками глаза – всё это носило на себе печать безграничной покорности и христианского смирения.
Баронесса, кивнув головой в ответ на наш поклон, показала на место возле себя.
– Младшая поместится и здесь. А Луция сядет рядом с кучером.
Пролетка двинулась. Поначалу я внимательно рассматривала поля, хаты, коров, пощипывающих на выгонах траву, считала проплывавшие мимо деревья и оборачивалась с удивлением на ободранных ребятишек, стремившихся догнать нашу пролетку. Но по мере того, как время шло, а цели нашего путешествия по-прежнему еще не было видно, всё это начало мне надоедать. С Луцией, сидевшей ко мне спиной, разговаривать было трудно, а ни одна из паней на мои слова не отзывалась. Песчаная, ухабистая сельская дорога начала казаться мне бесконечной. Поскрипывание колес, шелест придорожных ракит, пыль, равномерное подпрыгивание экипажа навевали на меня дремоту. Набравшись смелости, я спросила негромко: