Я сразу вспомнила о тяготении Луции к собиранию разных статей и заметок, сделанные ею папки с вырезками из газет и журналов, конспекты прочитанных книжек, весь тот довольно обширный багаж выхваченных урывками всевозможных сведений, которыми она стремилась возместить недостаток знаний, вынесенных ею из шести классов начальной школы и двухлетней школы поваров. Особенно интересовала ее поэзия, но любила она также и рисовать. Не было месяца, чтобы, отказывая себе в иных удовольствиях, не принесла она домой цветной репродукции с известной картины или хотя бы художественной открытки. Как настойчиво раздобывала она нужные ей книжки, когда хотела приобрести знания в каком-либо вопросе! Я обычно смеялась над этим и говорила: «Новая мания Луции!» А в глубине души удивлялась ей и завидовала. Меня бы не хватило на подобные усилия. Вместо того чтобы читать, я целыми днями гонялась по улице.
– Вот видишь, – сказала я, – если пани Кристина даст вам настоящую учительницу и вы начнете регулярно ходить на уроки, то ты сможешь сдать экзамены на малую катуру.[42]
– Уж коль об этом речь, так я предпочла бы сдавать экстерном на большую катуру.[43]
Я посмотрела на Луцию с недоверием, а она покраснела от волнения, которого не сумела скрыть от меня.
В течение нескольких следующих дней у нас в доме не было разговоров о клубе: Аниеля не приходила, а Луция была занята чем-то другим.
– Скажи, зачем тебе это? – удивленно спрашивала я Луцию, наблюдая, как ловко мастерит она из травы, соломы, моха и прутьев птичье гнездо величиною с берет. – Для кого ты всё это делаешь?
– Для музея.
– Не болтай глупостей. Этак ты, пожалуй, скажешь, что и этот аист из ваты – тоже для музея.
– Конечно.
Я этому, разумеется, всё равно не поверила, но мое любопытство достигло своего предела, когда я обнаружила, что готовое гнездо вместе с аистом куда-то исчезло из дому.
В субботу Луция сказала мне:
– Можешь пойти со мною в клуб.
И я сразу же охотно, не ожидая вторичного приглашения, согласилась.
И вот передо мною снова знакомые грязные стены с равнодушными японками, сильно засиженными мухами.
«А всё-таки пани председательница не позволила сделать ремонт, – подумала я. – Но почему? Плохой урожай на сахарную свеклу или еще что-нибудь?»
Однако через минуту заметила я и кое-какие изменения. Четыре старых кресла, привезенные неизвестно откуда, являли собою приятную новинку. Они были сильно потрепаны и издавали жалобный скрип под тяжестью каждого гадившегося, а терпкий запах пыли, исходивший от них, невольно рисовал в воображении чердак, заваленный всевозможной рухлядью, давным-давно никому не нужной.
