Увлажненная ткань терлась о ее ставшую сверхчувствительной плоть, даря Эри ощущения, о которых она даже не подозревала. В ней кипели желания, понять или удовлетворить которые она не могла. Они пугали и восхищали ее одновременно.
– Бартоломью?
– Ммм! – он принялся за другую грудь.
– Я чувствую себя так… странно. Что вы со мной делаете?
– Я занимаюсь с тобой любовью, нимфа, разве тебе это не нравится?
– О да, очень нравится, – – она погладила его будто высеченное из камня лицо и почувствовала волнующий укол вечерней щетины на своих ладонях:
– Н-но я хочу… большего. Просто я не знаю, чего именно.
Его смешок прозвучал хрипло:
– Я знаю, чего тебе хочется, маленькая нимфа, – он придвинулся вперед, чтобы поцеловать ее. – Господь свидетель, мне тоже этого хочется. Ты даже не представляешь, как сильно мне этого хочется.
При виде ее сладких полных губ он не мог больше сопротивляться. Он поцеловал ее снова, долгим, кружащим голову поцелуем, который разгорячил его кровь, наполнив ее сладким дурманом. У него перед глазами возникло видение Эри, лежащей обнаженной под ним, затем он представил, как их тела сливаются, и это было самое лучшее, что он до сих пор сделал в своей жизни.
Он отодвинулся, и его рука подобралась к пуговицам на груди ее блузки.
– Это все является частью внесения семени?
Ее голос был робким и трепетным. Он не был уверен, от чего – от страха или возбуждения:
– Да, нимфа.
– Но ведь это не все?
– Далеко не все.
Выражение лица Эри не позволяло догадаться, о чем она думает. Казалось, она смущена и растеряна. И тут вновь заговорила его совесть.
«Она – девственница. Лишить ее невинности – значит разрушить ее жизнь».
Как раз этого он сделать не мог. И не сделает. У него нет такого права. Горько вздохнув, он пробежал пальцами по ее припухшим губам и с усилием оторвался от нее.
– Бартоломью? В чем дело?
Избегая смотреть на нее, он с трудом поднялся на ноги и пошел к двери. Шорох ткани подсказал ему, что она тоже встала.
– Бартоломью, пожалуйста. Что я сделала не так?
Он повернулся к ней лицом, и в его глазах она увидела огонь диких, темных сил, разрывавших его изнутри.
– Вы не сделали ничего. Это все я. Я не имел права прикасаться к вам подобным образом, – голос его сорвался, и он отвернулся, – Простите меня. Простите.
– Не уходите, Бартоломью, – взмолилась Эри, видя, как он направляется к двери. – Только не сейчас.
Бартоломью подавил мучительный вздох и повернулся, чтобы взглянуть на нее. Ее губы припухли от его поцелуев, щеки алели, а волосы и одежда были в беспорядке. Эри выглядела так, как будто только что встала с постели – так невероятно чувственно, что при виде ее сердце его ухнуло куда-то вниз, к желудку. Он знал, что должен заткнуть себе уши, чтобы не слышать того, что она может сказать. Его страсть к, ней была слишком сильна, и сопротивляться ей, он был не в силах.
