Сглотнув неожиданно возникший в горле комок, она повернулась к лестнице. Уже поставив ногу на первую ступеньку, она приостановилась, надеясь, что он позовет ее. Когда этого не случилось, она украдкой взглянула через плечо. Он не двинулся с места, просто стоял и смотрел на нее, и выражение его лица было таким же жестким и непроницаемым, как истертое дерево перил под ее руками.
– Поднимайтесь, – сказал он.
Бросив на него еще один долгий взгляд, она повиновалась.
Снова оставшись в одиночестве, Бартоломью повернулся к стене, прижав лицо к твердому, обтесанному бревну, с радостью приветствуя боль – она хотя бы отчасти облегчит его страдания!
Следующий день просто искрился напряженностью. Обнаружив, что комков в его каше больше обычного, Бартоломью выругался и так стукнул тарелкой по столу, что солонка подпрыгнула и очутилась у него в каше.
– Ради всего святого, женщина! – Он вскочил на ноги и схватил полотенце, чтобы вытереть все то, что попало ему на руку. – Эту кашу сварит даже спящий ребенок. Неужели вам так трудно сделать это, бодрствуя?
Эри, стоявшая у плиты, подскочила от грохота тарелки у себя за спиной. Услышав его гневное восклицание, она выпустила корзинку с только что собранными яйцами, которые перебирала, – она хотела выбрать два самых больших и сделать для него яичницу – и корзина полетела на пол. Яичная скорлупа и липкий белок попали ей на юбку. Она сердито взглянула на него, опустилась на колени и принялась вытирать пол:
– А кто говорит, что я бодрствую? Я не сомкнула глаз прошлой ночью.
– И вы обвиняете в этом меня, я полагаю?
Глаза ее застлали неожиданные слезы. Она опустила голову и ожесточенно начала тереть пол тряпкой:
– Если вон та веревка подойдет, идите и повесьтесь.
Бартоломью сжал кулаки, снедаемый желанием вышибить из нее дух или целовать ее до тех пор, пока она не упадет в обморок от нехватки воздуха.
– Все, что от вас требуется, это заниматься всего лишь одним делом, – сказал он, – вместо того чтобы готовить, читать эту свою дурацкую книгу и чинить юбку одновременно.
Эри выпрямилась так неожиданно, что у нее закружилась голова и она покачнулась. Он потянулся поддержать ее, но она ударила его по руке:
– У меня есть вещи поважнее, чем стоять и смотреть, как варится каша.
– Разумеется, и еще у вас есть дела поважнее, чем как следует смолоть кофе или сначала поджарить зерна, как сделал бы всякий на вашем месте.
Эри непонимающе взглянула на него:
