В мире не существует человека, жизнь которого была бы полностью документирована. Но если бы такой человек нашелся — грош цена его биографии, основанной на документах! Это так же безлико, как если бы вместо портрета вам представили рентгеновский снимок: вот ребра, вот легкие, здесь сердце… А человека нет.
Ибо документы могут засвидетельствовать брак, но пройдут мимо любви и ненависти, они отметят смерть, но ничего не скажут о том, как он страдал перед смертью…
Тынянов недаром писал, что он начинается там, где документ кончается. Это историк, не обнаружив документа, замолкает, а писатель продолжает говорить без документа.
Можно лишь поздравить нашего читателя, что отныне он ждет от исторического романа исторической правды, основательной опоры автора на исторические факты — на документ!
Читателя всегда подкупает «реальность» прошлого.
Мало сказать: «Чесменское сражение»; надо сказать, при каких обстоятельствах оно происходило, каковы были краски битвы, что окрасили воду заревом горящих кораблей, осыпали картину битвы огнем и прахом этого сражения.
Историк красок не воссоздает, их способен воссоздать только художник.
Связь живописи и литературы. Понимание этого я нашел только в одном писателе — Юрии Бондареве, но с другими писателями беседовать на эти темы не приходится: они почему-то равнодушны к живописи, к тому, как краски влияют на слово.
Культура нации начинается с бережного отношения к могилам предков. Один взгляд на разоренное кладбище уже скажет, что здесь был ХАМ. А между тем всякая история начинается с могил. Храмы, обращенные в гаражи и картофелехранилища, кладбища, где сворочены кресты и разворованы надгробные плиты, — это явный признак падения нравов, бескультурья, преступности и злобного хамства.
Последнее время преобладает точка зрения на литературу как на собрание рецептов поведения в жизни. И если я пишу слово «педераст», редакция мне его вычеркивает, боясь, что читатель станет педерастом. Литература же попросту кастрирована. Ей, бедной, разрешают только целоваться и кричать «горько!». Писатель у нас, как трамвай: он ездит только по рельсам, по одному надоевшему маршруту. Но рельсы рано или поздно кончаются… Из розового наива читатель кидается в цинизм!
В 4-м и 5-м классах я учился по картам, где Германия была закрашена коричневым цветом, а захваченные ею страны — полукоричневым. Когда учительница показывала на Чехословакию, я должен был отвечать:
— Это область государственных интересов Германии!
