Никто не заплачет | страница 30



А перстенек оказался подделкой – дешевый желтый металл, зеленая стекляшка.

– Давай отойдем куда-нибудь, – прошептал Головкин, – а хочешь, можно вон в то кафе.

– Давай, – спокойно кивнул Сквозняк, – можно и в кафе.

Шагая с ним рядом по переулку, Илья Андреевич честно признался себе, что опять тянет время, каждая минутка сейчас на вес золота, ибо сколько этих минуток ему осталось, неизвестно.

В маленьком кафе не было ни одного посетителя. Они сели за столик у окна. Молоденькая официантка в туфлях на метровой «платформе» приветливо улыбнулась:

– Добрый вечер. Что будем кушать?

Илья Андреевич подумал, что вряд ли сможет сейчас есть. А вот выпить не мешает. Конечно, надо выпить. Водки.

– Нам, пожалуйста, водки, – сказал Сквозняк. Илью Андреевича передернуло, словно этот человек мог читать его мысли. Ведь сам Сквозняк водку не пил. Он вообще не употреблял спиртного.

– А на закусочку? – ласково спросила официантка.

– Салат, рыба, – пожал плечами Сквозняк, – принесите что-нибудь легкое, на ваш вкус.

– А горячее? – Девушка выжидательно переводила взгляд с молодого симпатичного посетителя на маленького, кругленького, какого-то нервного старикана.

– Да-да! – спохватился Илья Андреевич. – Мне цыпленка-табака, пожалуйста.

С горячим они просидят здесь дольше, хоть не много дольше…

– Цыпленка нет, – вздохнула официантка, – возьмите котлетку по-киевски, очень советую.

От слова «котлетка» у Ильи Андреевича немного потеплело на душе. Слово это было такое мирное, уютное…

– Да, мне котлетку, – радостно закивал он.

– А вам? – Девушка кокетливо склонила голову набок и довольно откровенно улыбнулась, глядя на молодого симпатичного.

Сквозняк всегда нравился женщинам. В его облике причудливо сочетались интеллигентность и вкрадчивая мощь, мягкая мужественность. Разумеется, интеллигентность была лишь обманчивой внешней оболочкой, за которой скрывался холодный, лютый зверь.

Илья Андреевич, как человек наблюдательный, заметил невинное кокетство молоденькой официантки и усмехнулся про себя: «Знала бы ты, детка, кому глазки строишь…»

Головкин опять пытался побороть внутреннюю панику, цыпляясь за всякую мелочь, застревая на незначительных деталях. Все это были живые детали, они как бы отдаляли неминуемую развязку, создавали иллюзорную преграду между жизнью и небытием.

– Спасибо, девушка, мне горячего не надо. И водки принесите только для него. А мне апельсиновый сок, – говорил между тем Сквозняк.

– Что, совсем не пьете? – Девушка удивленно вскинула брови.