Слушай, так это ты подогнал нашему Серёге телогрейку и кроссовки?
Да, а что.
Ничего, он как пришёл, говорит, там Леха Павлов на больничке, давно не съезжает.
Ну да, я не спешу.
Новый Год справим.
Похоже, да.
Теперь уж точно.
Полосатый должен быть полосатым.
Что?
Полосатым, говорю, сказал я, протягивая Серёге новую тельняшку в прозрачном пакете.
Раньше, задумчиво и чуть торжественно ответил Сергей, принимая подгон, только конвойные имели право быть в тельняшках, нас за это били.
А тельняшки?
Отбирали. Сейчас нет. Серегины глаза светились искренней радостью. А вот я бы в тельняшке выглядел крайне нелепо.
Прошёл последний четверг декабря, ушли на этап арестанты с Бутырки. Следовало готовиться к Новому Году. Как встретишь, таким следующий год и будет. То, что он будет в тюрьме, ясно, больше встречать негде, но что на душе вот что важно, от этого зависит, пройдёт ли в тюрьме весь новый год или его часть. Душевный труд подчас весьма нелёгок, но он меняет материю. Все препятствия внутри нас. Внешние препятствия вторичны. «Почему такая несправедливость?» восклицаем мы, столкнувшись с обстоятельствами, которых не заслужили, «за что?» спрашиваем в недоуменье. А между тем, надо внимательно посмотреть со стороны, и станет ясно, что несправедливости нет, есть обыкновенное следствие, соответствующее своей причине, всего лишь не всегда явной. «Вот и ты, уважаемый, имеешь следствие, иронизировал я про себя, размышляя таким образом. Или следствие имеет тебя». Будь любезен, трудись и исправляй ошибки, которые когда-то допустил. Ну, вот скажи на милость, разве год тюрьмы, а то и два или больше, ты не заслуживаешь? Да как нечего делать. За что? Да за что угодно. Ибо правильно сказал старик Салтыков-Щедрин: «Всяк по земле опасно да ходит»…
Дозвониться в тот день до Толика не удавалось, договорились, что он будет у матери на Филях, а телефон не отвечал. Позвонил его жене в Текстильщики, Толик был там.
Привет. Ну что, сегодня уже не увидимся я тебе на Фили звонил.
Увидимся. Приезжай сюда.
Поздно уже, завтра.
Бери такси и приезжай.
Такая спешка?
Да.
Дружеская преданность часто безоглядна, поэтому ею удобно пользоваться без ограничения. Тогда ещё я этого не знал, и роли своей в планах приятеля не оценивал, а потому немедленно взял такси. Дверь открыла испуганная жена. Толик сидел в кровати, обложенный подушками, с побитым лицом; особенно выделялось несколько рубленых ран, как от кастета. Внимательно и с любовью он протирал тряпкой небольшой офицерский маузер.
