— Мы мирные альпинисты, — ответом ей был нервный смешок. — Поэтому вам не надо бояться… Но вы, вы-то как попали сюда?
— Я? — Движением плеч она выразила желание встать, и две пары сильных рук помогли ей подняться. — Я просто пришла сюда оттуда, снизу.
— Пришла? Без всего? Без всякого снаряжения?
— Ну да, — Людмила Георгиевна обрела способность улыбаться. — Залезла потихоньку… Ой! — она испуганно схватилась за грудь. — Муж! Он же там с ума сойдет!
— Муж? — альпинисты переглянулись. Теперь, когда глаза освоились со светом, она различала их рослые, ладно скроенные фигуры, рамные рюкзаки за плечами, объемистые мотки веревки.
— Мы приехали на машине. — Потеряв ориентировку, она нетерпеливо оглядывалась куда-то во тьму, где, как ей казалось, находился обрыв.
— Посмотри, — коротко бросил один другому, наверное младшему. И тот бесшумно исчез в ночи.
— Ja wohl [29], — доложил, возвратившись вскоре, — светит фарами.
— Ему нельзя подать какой-нибудь знак? — Она загорелась надеждой. — Я вас умоляю!
— Мы попробуем вас спустить. Думаю, это не займет слишком много времени… Надеюсь, вы сумеете крепко держаться?
— Крепко-крепко! — с готовностью пообещала Людмила Георгиевна. — Вы даже представить себе не можете, как я вам благодарна! — она облегченно вздохнула. — Как же я испугалась!
— Но на всякий случай, — засмеялся второй, младший, — я все же привяжу вас к себе. Хорошо?
— Ах, делайте что хотите, лишь бы скорее вниз!
— А вы откуда, мадам? Ведь вы не француженка? Нет?
— Я… Мы с мужем из Финляндии, — сказала она на всякий случай, как говорила и прежде в сомнительных обстоятельствах.
— О, Суоми! Я был у вас зимой! Вы подождите немного, — он успокоительно коснулся ее плеча. — Мы должны все как следует приготовить.
И они ушли готовиться к спуску, оставив ее в тревожном одиночестве…
Предвещая устойчивость ясной погоды, над кирпичной трубой колыхалась вертикальная струйка дыма. Значит, Аглая Степановна находилась где-то поблизости. Но, как и в прошлый раз, дом показался заброшенным, невзирая на заново вставленное стекло и щедро политые грядки.
Затворив за собой калитку, Люсин не спеша прошел через сад, претерпевший какие-то неуловимые перемены. Что же могло измениться здесь, кроме прибранной клумбы под застекленным окном? Кроме солнечной синевы неба и подсохшей земли? Неотчетливые приметы постигались скорее сердцем, чем глазом.
В буйной поросли диких трав, лишь слегка припорошенных ржавым налетом, явственно проглядывала осенняя одеревенелость.
