— Эдуардо!
Он отвернулся от окна и увидел, что Филаделфия проснулась. Она села в постели, и ранний рассвет высветил ее обнаженные грудь и плечи. Ее лицо слегка припухло после глубокого сна, и его выражение было неопределенным. Она жаждала поцелуя.
Эдуардо медленно направился к ней, желая запомнить этот миг навсегда. Если бы он мог, то перевел бы стрелки часов назад, чтобы опять пришла ночь и покров темноты снова бы окутал их. Он не хотел, чтобы наступал рассвет, а вместе с ним и реальность жизни. Он хотел, чтобы были ночь, музыка, страсть, но больше всего он хотел иметь ее. Навек.
Наклонившись, он нежно поцеловал ее. Губы Филаделфии раскрылись в ответном поцелуе, но, когда он дотронулся до ее обнаженной груди, она вдруг застеснялась и потянулась за простыней.
— Не надо, menina. Позволь мне любить тебя. — Филаделфия опустила руку.
Он овладел ею, медленно и страстно, стараясь растянуть момент наслаждения, силясь удержать ее и спасти от реальности наступившего дня. Когда все было кончено, Эдуардо так крепко прижал ее к себе, что она попыталась ослабить его объятия, но он не сдавался и продолжал держать ее. Позже он, конечно, отпустит ее, позже, но не сейчас.
Филаделфия лежала в объятиях Эдуардо, преисполнившись удивительной радостью. Она слегка подвинулась, когда он лег рядом с ней на живот, обхватив ее рукой за талию, немного уставший, но все еще охваченный страстью. Его согнутая в колене нога лежала между ее ног, и ей было приятно чувствовать на себе его тяжесть и исходившую от него силу. Она еще никогда в жизни не испытывала такого ощущения, которое испытывала с ним, обнимая, лаская и целуя его.
Это чувство нельзя было описать словами или сравнить с чем-то другим, так как ничего подобного раньше с ней не происходило. Он занимался с ней любовью дважды: первый раз ночью, когда она была еще вся наполнена его музыкой, второй раз сейчас, на рассвете.
Первый раз был как вспышка молнии. В объятиях Эдуардо Филаделфия изведала потрясение и радость, хотя и была скована девичьей застенчивостью, открывая для себя красоту и силу мужского тела, которое осторожно, но умело дарило ей наслаждения.
Во второй раз она почувствовала свою неопытность, и это смущало ее, хотя он, кажется, ничего не заметил. Она не знала, как доставить ему удовольствие, как вести себя с ним, как вернуть ему ту нежность, с какой он обращался с ней, наполняя ее радостью. Она не знала, куда и как целовать его, и поэтому просто подражала ему, целуя и лаская ту часть его тела, которую в этот момент находили ее губы и руки: плечи, лопатки, ключицу, влажную кожу шеи, где пульс бился быстрее, чем ее собственный, и, конечно, мускулистую грудь. Нащупав его позвоночник, она стала пальцами осторожно перебирать позвонки и поняла, что эта ласка ему нравится.
