Он не мог понять, почему, вопреки всем своим благим намерениям, не уехал до сих пор из Тарантии, почему медлит, точно ожидая чего-то, что никак не может произойти, томясь от бездействия и ощущения собственной бесполезности.
Вот и сейчас – он вновь возвращается во дворец, хотя был бы счастлив никогда более не видеть его, готовый встретить назавтра все прежние лица, провести день в глубокомысленно-пустой болтовне, бессмысленных ритуалах, придворной суете, давно утратившей для него интерес и привлекательность, в мрачных раздумьях и болезненном самокопании. Подобно иным подвергшимся пытке, он точно испытывал мучительную страсть к своему палачу, наслаждаясь собственными страданиями и не в силах отказаться от них, словно с прекращением мучений утратился бы, пусть и порочный, но все же смысл существования, и ожидающая пустота страшила сильнее всякой боли.
Неторопливо продвигаясь по темным улицам города, тишину которых здесь, в богатых кварталах, нарушал лишь стук копыт его лошади да порой – шаги стражников, совершающих второй за ночь обход, Валерий усилием воли отогнал дурные мысли. Как можно было, в конце концов, предаваться пустым раздумьям и жалеть себя – он прекрасно сознавал, что настроение это вызвано ничем иным, как унижением, что заставила его пережить колдунья, – после всего, что он видел в Амилии!
Ведь он воин, а воину надлежит действовать… однако принц не только сам не сделал ничего, чтобы выследить грабителей, но даже не сказал ничего стражникам у ворот. Подобное равнодушие менее всего пристало наследнику престола, заявил он себе строго. И дал слово завтра же найти капитана Черных Драконов.
Конечно, в былые годы он никогда не позволил бы себе такого отношения. Ночь провел бы в седле, один или с отрядом, но нагнал и покарал бы негодяев! Однако времена те давно миновали. Вспомни Хауран, сказал себе принц. Тогда ты из кожи лез вон, лишь бы спасти город и королеву – и что получил взамен? Не тебя, а варвара-северянина чествовали как спасителя, не тебе, а ему предлагала сердце прекрасная Тарамис… Так стоила ли игра свеч?
И сейчас, сказал себе Валерий, горячая купальня, ужин и постель для него стократ дороже, чем зов долга и славы.
Отчасти, конечно, он лукавил сам с собой. Дымящиеся руины Амилии не оставили его равнодушным, и рука невольно тянулась к мечу, стоило лишь вспомнить об изуродованных трупах во дворе… Однако это говорило в душе его негодование: немыслимо, чтобы здесь, в мирной, не знавшей войны Аквилонии, его настиг омерзительный запах пожарища и пролитой крови! Валерий воспринял это почти как личное оскорбление. Ибо то, от чего он так старался убежать, вновь настигло его, точно и впрямь зловещее проклятие тяготело над принцем…
