— Сегодня тепло, но ветерок прохладный, — отозвалась Бути. Она завернула ворох грязного белья в пыльные юбки. — Августа сказала, что в воде еще плавает лед.
— Быстренько окунешься, это только взбодрит тебя. Где эти полотенца, пропади они пропадом?
— Мне никогда не приходилось купаться на природе. И на виду у людей, — сообщила Бути.
Мем оглядела задок фургона и увидела, что ее сестрица заламывает руки с таким видом, словно воздух и солнце — ее злейшие враги.
— Но если Августа сможет купаться в ручье, смогу и я, — добавила Бути.
— Конечно, сможешь, если не хочешь быть грязнулей. Господи, никто не знает, когда нам еще представится такая возможность.
Чтобы избавиться от головной боли, Мем постаралась представить, как она будет описывать купание в ручье в своем дорожном дневнике. Для ее потомков это будет необычайно интересно, возможно, даже забавно. Но слова не складывались у нее в голове. Сейчас Мем могла думать лишь о долгожданном удовольствии, о том, как она смоет с себя дорожную грязь и пыль и вымоет голову.
Когда она выбиралась из фургона, Бути подала ей руку, но Мем отмахнулась от нее.
— Мы воспользуемся этими старыми шалями вместо полотенец, пока я их не отыщу, — решила старшая сестра.
Она взяла узел с грязным бельем, подождала, когда Бути свяжет узел для себя, а потом обе направились к веревкам, которые натянули погонщики.
— О! Я хотела спросить… Ты помнишь имена, вырезанные на крестах, которые мы проезжали прошлым вечером?
Мем внимательно посмотрела на сестру.
— Что толку заполнять свой дорожный дневник именами людей, которых уже нет в живых?
Она не понимала навязчивую идею Бути насчет могил, мимо которых они проезжали почти каждый день. Ведь вокруг — тысячи удивительных вещей, о которых стоит написать. Первая переправа через реку, первая увиденная антилопа, первый удавшийся обед, первый теплый день, первое купание в холодном стремительном ручье.
Прядь рыжеватых волос и хмурый взгляд серых глаз Бути — вот все, что виднелось из-за ее бельевого узла.
— Августа говорит: важно, чтобы имена этих несчастных не были забыты.
— Тогда пусть Августа и записывает их имена.
— Августа говорит, что наш христианский долг — взять на себя эту обязанность. Кроме того, я больше ничего не могу придумать, не знаю, что бы записать в свой дневник.
— Августа говорит! — Мем закатила глаза. — Я уже устала выслушивать: Августа сказала то, сказала это… Может, ты забыла, что еще месяц назад ее величество не соблаговолила бы даже кивнуть тебе, когда шла мимо по улице. И, честно говоря, я сомневаюсь, что тебя засыпят приглашениями от нее, когда мы приедем в Кламат-Фоллс. Ты меня изумляешь. Почему ты бегаешь за этой дамочкой как ручная собачонка?
