– Авель! – Роберт едва не вздрогнул. Последнее, что он слышал о нем, было известие об его бегстве из монастыря святого Германа. С тех пор прошло немало лет, и Роберт давно не числил былого собрата по школе среди живых. Честно говоря, с некоторого времени он с подозрением относился к этим былым собратьям. И, судя по сегодняшнему поведению Авеля – взаимно. Если, конечно, это тот самый человек. Слишком уж непохож.
– Не тот ли это Авель, что служил нынешнему королю в бытность его графом Парижским?
– Ах, я не знаю. Это было так давно… А я всего год нахожусь при дворе, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. – Ригунта сделала паузу, очевидно, ожидая, что Роберт о чем-то спросит. Но он не спросил, и она продолжала: – Я только слышала, будто он сидел в темнице в чужеземной стране, но королева сказала королю, и он послал дружину его освободить…
– Королева сказала, и он послал? – с недоверием переспросил Роберт.
Ригунта обиженно надула губы и пожала плечиками.
– Ах, да все знают, что она из него веревки вьет, особенно с тех пор, как родила наследника.
Роберт не поверил ни одному ее слову. Не такой человек был Эд, чтобы позволить вить из себя веревки кому угодно, даже самому близкому человеку, как только что показала аудиенция. Тем более – женщине. А все вышесказанное он отнес на счет очевидной недалекости Ригунты и придворных сплетен.
– Прошу прощения, благородная девица, я занял у тебя слишком много времени своими пустыми разговорами. Пора нам попрощаться, а то твоя госпожа будет бранить тебя за задержку.
– Она не будет бранить! Она…
Но Роберт уже уходил от нее прочь – высокий, стройный. белокурый, такой, какой он всю неделю, с тех пор, как она увидела его на коронации, снился ей по ночам.
Ригунта тяжело вздохнула. Неужели он так и уедет в Париж, не поговорив с ней более?
Роберт о Ригунте не думал. Он думал о брате. О своем бесчувственном, холодном, бесчеловечном брате.
Фарисей помог Деделле определиться на жительство в странноприимном доме при женском монастыре святой Агнессы – были у него там кое-какие знакомства. Однажды утром от него прибежал замурзанный мальчишка из монастырской дворни с сообщением, что вернулся приор. Но добавил также, что прибыл он один.
Когда она снова приблизилась к вратам обители святого Медарда, они были широко распахнуты. Но вовсе не в ее честь. Просто в этот день крестьяне с подвластных монастырю земель пригнали на подворье свиней и коз. У ворот монастыря Деделла заметила Фарисея, беседующего с высоким рябым монахом, опиравшимся на резной посох. Судя по слышанному ей описанию, это и был приор Горнульф. Он не заметил ее появления и продолжал повествовать Фарисею.
