Конечно, она спрашивала себя: «Я ли это? Разве я похожа на женщину, которая через три часа знакомства с мужчиной оказывается с ним в постели?» Но оправдания не запаздывали: Василий второй мужчина в ее жизни, обидно, в конце концов, не узнать никого, кроме мужа, который к тому же тебя бросил, — это во-первых. Во-вторых, чем старше люди, тем короче у них период ухаживания, приглядывания, робости. Подростки трепещут месяцами, а взрослые наперед знают, чем дело кончается. Но если продолжить эту мысль…
Татьяна представила себе двух старичков: ковыляют с палочками навстречу друг другу, остановились, встретились взглядами, понятливо кивнули и двинули в сторону общей коечки — расхохоталась, пролила тесто мимо сковороды.
И в-третьих… Что бы придумать в-третьих для полноты аргументации? Например: как бы ни был Вася душевен, нежен и чуток, ему (мужчина остается мужчиной) в голову не придет сокрушаться, что все случилось скоро, а не в отдаленном будущем. Если Вася не терзается, то почему я должна стесняться?
— С чем оладушки? — сел за стол, протиснув под него длиннющие ноги, Вася.
Спросил так, будто каждое утро тут сиживает, и Тане это очень понравилось. Хотя она позвонила на работу и, впервые за десять лет, не хворая, не температуря, будучи на ногах и здоровой, сказала, что ее сегодня не будет, и даже распоряжений не сделала, все-таки ее мозг привычно решал жилищные проблемы. Квартиру Василия в бараке — Мише, отселяется с аспиранткой. А Вася ко мне прописывается.
— Таня?
— Да?
— Ты о чем сейчас думала?
— Не скажу! А о чем ты спрашивал? С чем оладушки? С вишневым вареньем. Его муж очень любит, я литрами заготавливаю.
Точно мрачная тень пронеслась, мазнула их по лицам, напомнила, что они не одни на белом свете.
— Если хочешь, поедем со мной в клинику, — сказал Вася.
— Хочу. — Таня поставила перед ним тарелку. — И еще хочу, чтобы ты навсегда остался со мной. Некрасиво, да? Нескромно даме после одной ночи такое говорить?
— Очень красиво. И очень радостно слышать… от тебя. Но, Таня, ты не знаешь, я… алкоголик.
— Знаю.
— Откуда? — поразился Вася, а потом горько усмехнулся: — Конечно, слухи.
— Не заблуждайся на свой счет. Слухи о тебе до меня не доносились. Но я ведь была у тебя дома. Василий! Я боюсь и не переношу пьяных, абсолютно, органически и навсегда. У меня отец пил. Понимаешь?
— Понимаю.
— Легкий хмель, рюмка-другая коньяка — это все, что я могу перенести. Но когда человек меняет обличье, превращается в другого, пусть даже более веселого и остроумного, я не выношу. Он для меня — скот, оборотень и подлый обманщик. Вот такое наследство с детских лет и пожизненное. Я понимаю, что бросить пить очень трудно… у моего отца не получилось. Не виню его, хотя и не простила… до сих пор, через пятнадцать лет после его смерти.
