В Кочабамбе они отправились на обед в местную гостиницу. Луис сразу отошел ото всех, держа у уха мобильник. Видимо, какие-то дела, решила Шонтэль. Основательно подкрепившись, все вернулись в автобус.
Следующим пунктом остановки была Вилла-Тунари, весьма живописное место. Шонтэль вновь предложила Алану свои услуги экскурсовода, но получила отказ:
— Нужно дать людям передохнуть после ланча. Поговорим с ними позже, когда поднаберутся сил.
Это означало вновь сидеть рядом с Луисом. Предвидя долгое напряженное молчание, она была удивлена, когда он вдруг заговорил:
— Сможешь ли ты простить меня за мое поведение этой ночью, Шонтэль?
Она взглянула на него, пораженная даже не вопросом, а тем, как он говорил, его голосом — низким, напряженным, трепетным. В глазах его не было насмешки. Лицо абсолютно серьезное. Кровь застучала в ее висках. Не ошиблась ли она, думая, что все кончено?
— Мы оба вели себя глупо, Луис, — тихо сказала она. — Я тоже сожалею, что причинила тебе столько боли.
Его губы тронула печальная улыбка.
— Недостаточно сказать «прости», не так ли? Она кивнула.
— Слишком много всего произошло.
— Да, — согласился он.
Мы оба виноваты, подумала Шонтэль.
— Сегодня вечером в нашем доме состоится большой прием, — начал он. — В списке приглашенных самые известные люди Аргентины. Будет там и семья Гальярдо. В полном составе. Я буду счастлив, если ты пойдешь со мной на этот прием, Шонтэль.
Она была потрясена. Не может быть! Но он не шутил.
— Зачем? — выдохнула она. Он усмехнулся.
— Это позволит мне хоть как-то загладить мою вину перед тобой.
— Что это изменит?!
— Два года назад я придавал этому меньше значения, чем должен был, — тихо сказал он. — Это была неосознанная, но серьезная ошибка с моей стороны. И я должен исправить ее хотя бы сейчас. Я почту за честь представить тебя гостям в присутствии моей матери и всей Аргентины.
Шонтэль горько усмехнулась.
— Слишком поздно, Луис.
— Нет, ты ошибаешься. Никогда не поздно защитить собственное достоинство, восстановить поруганную честь. Сегодня вечером я сделаю это, если ты позволишь.
— Луис, моя жизнь далека от этих людей, и так будет всегда. Он нахмурился.
— Они лгали тебе, лгали обо мне, чтобы ты почувствовала себя никем! Ты можешь все забыть и простить?
— Все в прошлом, Луис.
— Нет. — Его глаза загорелись яростью. — Прошлое не умирает. Оно живет в нас. Всегда. Мне нужно… Прошу тебя. Умоляю. Помоги мне восстановить справедливость.
Она опустила глаза, ощущая его внутреннюю силу, которая пронизывала ее, сближая их и разрушая невидимый барьер, не ставший еще непреодолимым. К чему все это? Ведь прошлого все равно не вернуть. Разве что и впрямь восстановить справедливость…
