— Кого зарезали?
— О! Мое сокровище! Мое дитя! Мою госпожу! Херсе бросилась внутрь комнаты и, упав на пол, билась в судорогах.
На высоком позолоченном ложе, покрытом белыми тканями, лежала мертвая Лаодика: в широко раскрытых глазах ее выражался ужас — это был ужас смерти, так нагло постигшей ее. Под левым сосцом ее чернелась продольная рана, кровь из которой окрасила белый покров ложа и стояла запекшейся лужей на полу.
Вопли Херсе разбудили все население женского дома. Все бежали к тому месту, откуда неслись эти вопли. На лицах видны были растерянность, испуг. Все толпились у входа в помещение Лаодики, и никто, по-видимому, ничего не понимал. Да и как понять! Ничего подобного никогда ее случалось в царских покоях. Убита невинная девушка, любимица царицы, гордость женского дома, дочь славного царя Трои. Кто убил? Какой изверг мог решиться на такое злодеяние, когда ни один мужчина, исключая детей фараона, не смел переступить порог этого святилища, состоящего под покровительством богини Сохет?
Вопли Херсе достигли и покоев царицы.
— Что это? — спросила Тиа свою постельную рабыню. — Что случилось?
Испуганная рабыня не смела сказать страшной истины.
— Что же? — повторила жена фараона. — Говори!
— О святейшество! Я боюсь поразить твои уши страшными словами, — отвечала рабыня.
— Говори же! Я повелеваю! Мои уши раскрыты для доброго и злого, — говорила Тиа, сама встревоженная.
— О, госпожа! У нас в доме убийство.
— Убийство! Кто убит?
— Троянская царевна Лаодика.
— О боги! Кто ее убийца?
— Не знаю, госпожа, никто не знает, — говорила рабыня, поспешно одевая царицу.
Тиа торопливо вышла в сад, куда выходило помещение Лаодики. Ей попалась навстречу вся заплаканная Нитокрис.
— О, мама! — вскричала юная царевна. — Вот меч, он в крови.
— Какой меч, дитя?
— Я нашла его в саду на земле, — он в крови… Это кровь Лаодики… О, мама, мама!
Тиа с содроганием взглянула на меч. Это было изделие изящной работы: тонкий, длинный клинок с золотой рукояткой, изображавшей какое-то неведомое божество — женщину с львиной головой, стоящую на колеснице, запряженной двумя конями.
— Это не египетский меч, — сказала жена фараона, — в нашей земле нет таких.
Тиа взяла меч.
— Его надо сохранить, — сказала она, — меч укажет нам убийцу… О боги!
— Мама! Пойдем взглянем на нее, я одна боюсь, — говорила Нитокрис, вся обливаясь слезами.
У входа в помещение Лаодики толпились придворные женщины и рабыни, выражая сожаление об ужасной смерти юной троянской царевны и общее недоумение — кто мог быть убийцей такого прелестного невинного существа, и притом в доме, охраняемой богиней Сохет.
