Я рассмеялся:
– Ты что, голодаешь дома?
– Я этого не покупаю из-за твоего отца, ему вредно. Ведь он в последнее время живет как аскет.
Вспомнив недавнюю встречу с отцом в Майами, я невольно улыбнулся.
– Ладно, Салли, – сказал я, – мы устроим отличный завтрак. А вон, кстати, и гастрономический магазин.
Вскоре мы сидели за небольшим столиком у меня в гостиной и с аппетитом закусывали, болтая о разных новостях.
Потом Салли спохватилась:
– Алекс, я долго засиживаться не смогу. Ты хотел со мной поговорить.
– Зачем об этом сейчас? Сейчас мне хорошо. Ведь ты – мой доктор: пришла, и я опять здоров.
– Но я не останусь долго. Да и доктору полагается знать все, понимаешь, все! – И так как я продолжал хранить молчание, Салли робко спросила: – У тебя что-нибудь вышло… с ней?
Через полчаса я закончил исповедь. Я рассказал все до мельчайших подробностей: и об Эде Ху-бере, и о детективном бюро «Смит и Грэхем», и о вчерашнем происшествии. Или нет, одну маленькую подробность я все же опустил – об опрокинутом стакане. Слишком унизительной показалась мне зависимость от такой пошлой сценки.
Гостья моя слушала внимательно. Только раз о чем-то спросила и еще как-то глубоко вздохнула: Рассказывая о событиях вчерашнего вечера, я мельком взглянул на нее. Салли была бледна. Опустив голову, крепко упершись руками в стул, отчего плечи приподнялись вверх, она под градом моих признаний никла все ниже и ниже.
– Вот и все, вот и конец сказке! – с наигранной развязностью сказал я, закончив исповедь. – Теперь ты видишь, с каким уродом имеешь дело! – Я схватил стакан и, опрокинув в себя, уставился на Салли.
Она медленно, словно что-то додумывая, подняла ко мне лицо. В глазах у нее стояли боль и жалость.
Нет, не этого я ждал и даже не этого желал себе. Ведь вся моя жизнь представилась мне сейчас в таком безнадежном, таком мрачном свете, что только подтверждение моим заключениям, только осуждение могло дать мне стимул для какого-то пусть и отчаянного решения. Но жалость, сочувствие… это было неуместно, это выбивало меня из колеи, это было, наконец, так же смешно и глупо, как быть раздавленным каретой «скорой помощи!». Я не выдержал и, уронив голову на руки, безмолвно покачивался из стороны в сторону.
– Алекс, милый! – донеслось до меня как эхо.
Должно быть, я застонал, скрипнул зубами или по-иному выказал свои чувства, потому что в следующий момент ее руки мягко легли мне на плечи. Салли шептала:
– Успокойся, успокойся, бедный ты мой! – и ласково гладила меня по волосам.
