А она? Какое мне дело! Пусть себе обнимается с фонарными столбами, кокетничает с Эдом, пусть… Пусть все они идут к черту, к чер-р-р-ту!…
Давно я не ложился спать таким успокоенным, таким уверенным в завтрашнем дне.
Ночью полил дождь. Сквозь сон я слышал, как тяжелые капли стучатся в окно и под напором ветра дрожит верхняя рама. К утру погода не исправилась, и я, наскоро позавтракав, спустился вниз.
Дождливая хмарь затянула город сплошной пеленой. Улица спряталась под двигающимися зонтами. Там и здесь зонты взлетали вверх, уступая дорогу другим; брызги из-под колес машин обдавали прохожих, и тогда зонты шарахались в сторону, грозя наконечниками спиц встречным пешеходам.
Изрядно промокнув, я пробежал три квартала до сабвейной станции. Добравшись до службы, поднялся на шестой этаж и направился к себе, когда увидел в отдалении, над перегородками, голову Дорис. Девушка двигалась наперерез мне.
Когда она свернула, я был от нее шагах в пяти. Таким образом, чтобы сойтись, понадобилось не более двух секунд, но, Боже мой, какими долгими они мне показались!
На ней впервые было короткое платье – на пол-инча выше колен, и ноги – в нижней своей части – выглядели еще длиннее. И еще было видно, как тесно сжаты они в коленях и выше, так тесно, что казалось, слышно было, как трется нейлон о нейлон.
Это последнее наблюдение и погубило меня. Все мое мужество, вся вчерашняя подготовка канули куда-то, оставив меня безоружным. Я замедлил шаг, хотел было что-то сказать, но вместо этого оторопело смотрел на Дорис.
Но еще больше растерялась она; в глазах у нее сквозил испуг.
На момент во мне шевельнулось острое, как спазма, чувство жалости. Мне захотелось остановиться и взглядом, теплым словом рассеять ее сомнения.
И вот тут что-то помешало.
Мне пришло на мысль сравнение, болезненное, обидное: вот, она страдает от своей исключительности, хотя прекрасно сознает, что красива, и не только это сознает, а и то, что и другие то же думают. Чего бы любой из них – и не только мужчина – не дал, чтобы заслужить ее внимание.
А я? Я просто мал. Я трусливо прячу в туфлях фальшивые каблуки и двойные стельки и судорожно тянусь вверх, будто мне под рубашку посадили скорпиона! Ни одна высокая женщина – разве что последняя неудачница – не выйдет со мной! Коротыш, и все тут!
Вот эта мысль тогда у меня и промелькнула, она и помешала… Я, помнится, криво и неестественно улыбнулся и выдавил из себя:
– О, вы тоже ударились в моду!
