– Ну что с ним может случиться? Скоро он дойдет до города, а там полно римлян. Мне и вправду мало до него дела теперь.
– Вот и вспоминай о нем пореже. Ты еще не знаешь свою силу, потому-то и играешь словами.
– Мам, а зачем нам сейчас Овазий? Он своей латынью, конечно, приводит римлян в ужас, но разве нам это требуется от послания?
– Опять шутишь, балаболка? Ну, когда ты повзрослеешь? Тринадцать лет – замуж выдавать пора. Теперь я не удивляюсь, почему римлянин, как только увидел тебя, бросился бежать. Сколько заноз засадила ты ему под шкуру своим язычком? Такого и терпеливый мул не выдержит, не то что римский юноша из древнего рода.
Девочка, блестя глазами, слушала шутливые упреки матери и ждала, когда же и ей удастся вставить хотя бы одно словечко.
– Госпожа звала меня?
Женщина прервала речь, обращенную к дочери, и ответила приветливо:
– Входи, Овазий. Я жду тебя.
Воин, вошедший в шатер, был не старше Авеса и так же красив, хотя красота его была другого типа. Темно-каштановые волосы его смыкались с маленькой, ровно подстриженной бородой. Правильные черты лица отражали полное душевное спокойствие, а светло-карие глаза ровно смотрели на женщину и ее дочь.
– Садись, – женщина указала на свободное кресло. Воин молча сел и женщина, показав ему тыльную сторону исписанного Лииной пергамента, сказала: – Я составила письмо, но ни мой почерк, ни почерк моей дочери недостаточно хороши для столь важного документа. Ты должен помочь мне.
– Чем, госпожа?
– У Авеса есть раб. Обученный раб. Авес бьет его и может забить без пользы. Выкупи его для меня. Тебе Авес не откажет.
– Да, госпожа. Это я могу сделать.
Женщина встала, вышла на минуту во второй шатер, вернулась со шкатулкой:
– Возьми. Здесь тридцать тысяч денариев. На пять тысяч больше того, что заплатил Авес.
– Что мне сказать Авесу? – задал вопрос Овазий, уже после того как встал и взял шкатулку.
– Скажи… Скажи ему правду. В этом мире ничто не стоит лжи. Погоди, – остановила она Овазия у порога: – Как чувствуют себя твои воины? Много их у тебя сейчас?
– Семьсот тридцать один, госпожа.
– Мало, мало для такого мудрого воина, как ты. Ну, ступай же.
Проводив Овазия, женщина вернулась в свое кресло.
– Авес даст рабу на прощанье множество советов, – заметила девочка. – Он считает себя великим умником.
– И главным образом, заметь, советы эти будут касаться твоего поведения.
– Мам, ну опять ты об этом. Сколько можно. Я уже взрослая.
– Именно взрослая. То, что прощается ребенку, непростительно невесте. А то, что позволяет себе дочь деревенской гадалки, недопустимо для дочери великой вещуньи. Лиина, пора взять себя в руки. Сейчас не время дразнить окружающих. Это не игра в кости. И не дуйся. Так надо.
