— И вы не знаете, почему он принял такие предосторожности?
— Не знаю, но могу догадываться. Он боялся, что кто-то узнает о документах, вероятно, это связано с его последней экспедицией.
— Насколько я понимаю, он был геологом?
— Да, и каждое лето уезжал в тайгу, в горы. Мама сердилась, к тому времени он уж мог не заниматься изысканиями. У нас был хороший управляющий, а в конторе работало несколько опытных геологов, но ему непременно нужно было увидеть все самому. И, как мне кажется, он просто не умел жить без тайги. После каждого возвращения он первую половину зимы вспоминал о прошлой экспедиции, а со второй половины начинал готовиться к новой. В нашем доме, в Красноярске, постоянно жили какие-то бородатые мужчины, некоторые из них выглядели жутковато. В прихожей всегда пахло дымом, махоркой, лошадьми… А что начинало твориться весной, вы себе не представляете, Фаддей! Число гостей утраивалось, дом превращался в какой-то походный лагерь, и мама лишь хваталась за голову, когда обнаруживала в гостиной очередного папиного приятеля спящим под облезлым полушубком на лучшем персидском ковре. Особенно этим увлекался Курей, папин проводник. Он был из минусинских татар и часами мог сидеть около камина, курить свою длинную трубку и что-то монотонно, так тоскливо-тоскливо, напевать. Иногда он внезапно принимался молиться своим богам, хотя и был крещен в свое время. Говорят, его дед был шаманом, поэтому перед экспедицией он всегда совершал ритуальный танец, который якобы отгонял злых духов, бил в огромный бубен, а потом приносил жертву — кровь молодого барана выливалась в огонь, и, несмотря на ужасный смрад, папа запрещал мешать ему в чем-либо. Курей был его кровным братом. Еще до моего рождения он спас папу от медведя-шатуна. После этого они были вместе во всех экспедициях, — она вытерла сбежавшую по щеке слезу. — Они и погибли вместе.
— Как это случилось, Настя? — Сергей привлек девушку к себе. Она доверчиво посмотрела на него.
— Об этом мы знаем только из рассказов Райковича, — вздохнула она.
— Райковича? — удивился Сергей. — Это не тот ли Райкович, у которого в Москве антикварный магазин? Никогда не думал, что он увлекается геологией.
— В последние три года перед папиной гибелью он не пропустил ни одной экспедиции. Сам он не геолог, но изучал в университете историю, а на юге губернии множество древних захоронений. Возможно, он приобретал какие-то древности. Отец как-то говорил, что Ратибор никогда ничего не делает просто так. Я как-то случайно через окно увидела, как он рассматривал две золотые фигурки барса и оленя, определенно из могильника. Местные жители промышляют грабежом курганов. А в том районе, где отец проводил последнюю экспедицию, по слухам, расположена древняя, еще домонгольская крепость, но точного ее местонахождения никто не знает. Вот поэтому, наверное, Райкович и увязался за отцом. Другого объяснения я не нахожу, — Настя вздохнула. — В тот раз папа задержался в тайге до октября. Мы до сих пор не знаем, по какой причине он рассчитал всех рабочих еще в начале сентября и вместе с Куреем и Райковичем отправился к истокам реки Чирвизюль. Там они пробыли более месяца, но в горах выпал снег, и им пришлось возвращаться обратно. Лыж у них не было, поэтому они срубили плот, несколько дней спускались на нем по реке, но потом попали в порог. Плот разбило о камни. Отец и Курей сразу ушли под воду, а Райковичу посчастливилось выбраться на берег. Но ему вряд ли бы удалось спастись, человек он не таежный. Да и опытному таежнику без теплой одежды, без спичек, без еды пришлось бы тяжеловато. Правда, у него осталось ружье и несколько патронов, но, кроме кедровки, он ничего не сумел подстрелить. Но ему повезло, через три дня он вышел к избушке охотника-промысловика, и тот на оленях вывез его из леса. Никаких документов, ничего не сохранилось после гибели отца. И вот через два года откуда-то появляются эти образцы, полевой дневник, но записи в нем частично зашифрованы, это особый код, которым, кроме папы, владеет лишь дядя Равиль.
