Шипы и розы (Шепот роз) | страница 19



— Привет, малышки, — прошептал Морган. — Не надо пугаться. Это всего лишь я, Морган. Вы меня помните? — Он попытался просунуть палец в клетку, но оказалось, что он теперь слишком толстый и не пролезает сквозь прутья.

Непривычно опечаленный, Морган оставил птичек в покое и прошлепал босыми ногами к книжным полкам. Если гостиную внизу можно было назвать головой замка Камеронов, то это помещение по праву следовало считать сердцем. Именно здесь каждый вечер собирались все члены семьи, беседовали, пели, смеялись. Моргану светелка всегда казалась калиткой в иной мир, в мир книг, музыки и картин, мир, где человек может себе позволить предаться мечтам.

Летние месяцы, которые он проводил в замке Камеронов, сделали из него другого человека, не похожего на всех прочих Макдоннеллов. Морган научился правильно говорить, стал серьезно задумываться о будущем. По возвращении домой осенью приходилось отражать нападки сородичей и кулаками доказывать само свое право на существование. Он дрался часто и самоотверженно до тех пор, пока не выяснилось, что больше некому бросить ему вызов. Ангус наблюдал за сражениями сына с плохо скрытым ликованием и мрачной гордостью за своего отпрыска. Старик понимал, что теперь пост вождя клана Моргану гарантирован.

Морган снял с полки книгу в тяжелом кожаном переплете. Тем летом, когда ему исполнилось четырнадцать лет, он был по-мальчишески влюблен в Элизабет Камерон и гордо отвергал все ее предложения научить его грамоте. Однако это не мешало подростку таиться в тени и подслушивать, пока мать вслух читала своим детям сказки. Помнится, Морган сидел в темном углу и жадно внимал легендам о хитроумных богах и смелых воинах, бороздивших далекие моря на парусных судах. Наутро он тайком возвращался в светелку и нежно поглаживал корешки книг, содержавших великие тайны.

Книга выпала из его рук и раскрылась на цветной иллюстрации, изображающей старого друга Моргана, Прометея, прикованного к скале. Лицо героя было искажено страданием, и огромный орел терзал клювом его печень. Временами Морган чувствовал себя кем-то вроде Прометея — навечно прикованным цепью к скале, между тем как сородичи жрали его живьем. Морган поднял и захлопнул книгу. Не следовало бы ему забывать, что ее содержание — всего лишь пустые сказки, а картинки годятся только детям для забавы.

Рядом с клавесином стояла лютня, Морган притронулся к струнам и отдернул руку, когда тишину нарушил нежный дрожащий звук. Он довольно часто пытался представить, как бы повернулась его жизнь, если бы Элизабет предпочла выйти замуж не за Камерона, а за Ангуса Макдоннелла. Неужели в доме отца воцарились бы музыка и книги? Или Ангус сумел бы сломить даже непреклонную Элизабет?