– А мне показалось: ты сказал, будто с ним все в порядке, – прошептала Тристан. Она подняла голову. – В какой стороне Ирье?
– О нет! – решительно возразил Бри Корбетт. – Нет. Кроме того, он уже наверняка покинул Ирье. Никто из вас не сделает больше ни шагу на север. Мы немедленно плывем вниз по Зимней к морю, а затем – домой. Все. Это дельце попахивает, точно трюм, набитый гнилой рыбой.
Воцарилось недолгое молчание. Глаза Тристан были скрыты, но Рэдерле видела решительную и упрямую линию ее челюсти. Спина Лиры была как невысказанное, но непоколебимое мнение. Бри понял это молчание по-своему, у него был удовлетворенный вид.
Прежде чем кто-либо успел его разуверить, Рэдерле поспешила сказать:
– Данан, мой отец оставил Ан свыше месяца назад в обличье вороны, чтобы узнать, кто убил Звездоносца. Ты не видел отца? Или, может, что-нибудь слышал о нем? Думаю, он направился к горе Эрленстар, он вполне мог пролететь и здесь.
– В обличье вороны…
– Ну, он… Он в некотором роде похож на них.
Брови короля сдвинулись.
– Нет, к сожалению. Он направился прямо туда?
– Не знаю. Всегда трудно предвидеть, что он станет делать. Разумеется, Гистеслухлома сейчас не должно быть нигде близ перевала. – Тут в ней пробудилось воспоминание о безмолвных серых водах реки, сбивающих из теней, точно масло из сливок, безликие и бесформенные образы смерти. В горле у нее запершило, она прошептала: – Данан, я не понимаю. Если Дет был с Гистеслухломом весь этот год, почему Высший сам не предупредил нас насчет него? Если бы я тебе сказала, что мы намереваемся выйти в путь завтра и пройти через перевал к горе Эрленстар, чтобы побеседовать с Высшим, какой совет ты бы нам дал?
Она увидела, как его рука приподнялась в плавном урезонивающем жесте.
– Отправляйтесь домой, – мягко сказал он. Но постарался не встречаться с ней взглядом. – Пусть Бри Корбетт доставит вас домой.
В ту ночь после того, как они закончили разговор и дочь хозяина Верт проводила их в небольшие уютные спальни в башне, она допоздна сидела и думала. От толстых стен веяло прохладой; весна в горах еще как следует не началась, и Рэдерле развела в очаге огонек. Она глядела в беспокойное пламя, обхватив руками колени. Огоньки плясали, точно ее мысли. То и дело всплывали обрывки знания, которыми она располагала; Рэдерле смахивала их, один за другим возвращая к изначальной бесформенности. Где-то за пределами досягаемого, и она это знала, навсегда застыли воспоминанием мертвые дети Властелинов Земли; огонь, трепещущий у ее рук, мог вызвать их облик из их черного убежища, но не мог их согреть. Звезды, которые выросли в той же тьме, вызванные на свет и получившие свое назначение в доме Данана, сгорели бы в пламени, но они мало о чем могли поведать, кроме как о своем месте во всеобщем замысле. Мысль о них озарила ее разум, точно голубовато-белый камень, который дал ей Астрин. Она снова увидела его загадочное лицо, в любую минуту готовое обернуться к ней, чтобы она узнала, кто это. Затем в ее мыслях всплыло другое лицо: замкнутое и суровое лицо арфиста, который расположил ее неуверенные пальцы на ее первой флейте, безупречно игравшего на арфе и обладавшего бдительным умом, арфиста, который был в течение столетий посланцем Высшего. И это лицо было маской; друг, который увел Моргона с Хеда и почти что помог ему отыскать верную погибель, в течение столетий был кем-то иным.
