— Здесь есть вещи, принадлежащие Славе? — спросил Николаев.
Татьяна молча прошла через всю комнату, достала из шкафа вешалку с брюками и рубашкой, бросила на кровать.
— Все. Ничего больше его нету. Если только это, — Татьяна присела перед тумбочкой и вытащила запакованный «жиллет-сенсор» и недорогую туалетную воду. — Хотела ему на день рождения подарить. У него послезавтра… день рождения.
— Оставьте себе, — глухо сказал Костя.
Брюки и рубашку изъяли. Остальная часть обыска носила чисто формальный характер — просмотрели шкатулки с безделушками, вытащили наугад несколько книг с полки, подняли диван… Опера почему-то сразу поняли, что искать здесь нечего. Петров быстро заполнил два бланка протокола обыска, копию отдал Татьяне, а первый экземпляр сложил и убрал в папку.
— Пошли?
Николаев запихал брюки и рубашку в большой полиэтиленовый пакет. Понятые, осознав, что они больше не нужны, моментально выскользнули за дверь.
— Скажите, а Славу надолго?.. — Татьяна приняла Ковалева за старшего и обратилась к нему.
— Сейчас трудно сказать. Но, видимо, да.
— А за что? Я так и не поняла. Грабеж какой-то…
— Отобрал на улице у женщины серьги.
— А где же они? Он сюда ничего больше не приносил.
— Продал, — Ковалев посмотрел на женщину и понял, что она действительно была не в курсе дел Славы. Если она придет на суд, то там ее будет ждать сильный удар. Несколько миллионов рублей, которые Слава заработал и промотал втайне от нее, покажутся ей астрономической суммой. — Слава просил передать, чтобы вы сами решали, как вам поступить.
— Я могу с ним увидеться?
— Не знаю, эти вопросы через следователя надо решать. Можете ему сделать передачу, отвезете утром в Правобережное РУВД, это на улице Рентгена.
— Я знаю.
— И еще: завтра вам надо будет явиться к следователю, он вас допросит.
— Когда, утром? Утром я не могу, я работаю.
— А где вы работаете?
— На Правобережном рынке.
— Продавцом?
— Нет, картошку перебираю…
Выйдя из общежития, опера одновременно закурили. Костя подумал, что не отказался бы от рюмки коньяка.
Всю дорогу молчали, только на подъезде к отделению Николаев коротко выругался и пояснил:
— Сволочь этот Римский… Стольким людям жизнь испортил! Ни себе, ни другим.
— По нынешним временам, он довольно характерная фигура, — заметил Дима, но развивать мысль не стал, переключился на другое: — Ты лучше скажи, поймал ты этого своего… Помнишь, на той неделе ездили?
— Ерастова? Нет. Бегает где-то, скотина, домой так и не появлялся. Все времени не хватает им плотнее заняться. Завтра, наверное, попробую его связи прошерстить, он ведь где-то здесь дохнет. Там ведь сто сорок пятую, часть два, возбудили. «Терпила», правда, ничего не помнит, но опознание по фотокарточке есть, так что дело теперь только за ним. Я думаю, если его приземлим, там много чего интересного всплывет.
