— К черту твои зелья! И к черту тебя! — взорвалась Мелани. Она с визгом схватила со стола вазу и запустила ею в дверь, так что ваза разбилась всего в нескольких дюймах от спины Мойны. — Ведь все должно быть не так! Ты обещала, что Люсьен будет моим! Ты мне обещала!
Мелани рухнула на ковер, уткнувшись лицом в ладони, уверенная, что ее сердце сейчас разорвется от горя.
— Она не понимает. Никто не понимает. Я люблю Люсьена. Я люблю его…
Люсьен устал, ужасно устал. Он заперся у себя в комнате в «Лисе и Короне», подальше от жалостливых глаз хозяина, который знал его еще тогда, когда Люсьен бегал в коротких штанишках. Он без сил повалился на жесткую койку, прикрыв рукой глаза и едва переводя дух. Он никогда еще не чувствовал такой усталости — даже после двухдневного марша, когда ему перепала лишь пара горстей овса да глоток тухлой воды.
Как ни странно, у него не возникло желания умереть. Не то чтобы он вообще не думал о смерти — нет, он даже был бы скорее рад ей, ведь она обещала конец мыслям, страданиям, воспоминаниям.
Но ведь тогда они окажутся в выигрыше. Эдмунд. Мелани. Даже Мойна. Он не может позволить им победить. Он не может позволить им согрешить безнаказанно. Нет, он будет жить, чтобы одним своим существованием упрекать их, напоминать о Памеле Тремэйн, которую они извели.
Его мать оказалась их жертвой — Люсьен был в этом уверен, хотя пока не мог из отдельных отрывочных сведений сложить полную картину того, как был разрушен его счастливый дом, его надежды на будущее.
Большая часть вины лежит на его «отце» — Люсьен в этом не сомневался. Эдмунд домогался Мелани, он хотел овладеть ее красотой, ее чудесным юным телом. Но на его пути стояла Памела. Памела и Люсьен.
Эдмунд устранил Памелу и каким-то образом ухитрился заставить Мелани изменить тому, кому она клялась в любви. Мелани была всегда такая милая, такая уступчивая. И она любила Люсьена — в этом он также был уверен.
Он просто не узнал ту женщину, что прокралась к нему в постель прошлой ночью. Что сотворил Эдмунд с этим невинным ребенком, как превратил в такое уродливое, похотливое чудовище?
Люсьен вскочил с кровати, подсел к столу и в который уже раз попытался запихнуть в себя обед, который ранее принесла к нему в номер горничная. Если он хочет обрести ясность мысли, прежде всего необходимо восстановить силы.
Жесткое жаркое не поддавалось ножу: в руках у него просто не хватало на это сил — и он вцепился в здоровенный кусок мяса зубами и рвал его подобно зверю, стремясь лишь утолить голод и не заботясь о вкусе пищи.
