Около полуночи он неслышно выскользнул из дома и через пустырь направился в кофейню Тарзана. В условленном месте три раза свистнул и принялся ждать. Вот и Тарзан.
– Ты бы все-таки поосторожнее. Легавые на каждом шагу…
– Есть хочу…
– Помилуй, неужто только за этим вышел?
– Что поделаешь? Сейчас ничему не приходится удивляться.
– Пойду пришлю тебе кебаб. Но ты бы, правда, все-таки поостерегся…
– Ничего, бывали в переделках и похуже этой…
– Не скажи… Из-за последнего налета все на тебя теперь зубы точат.
– Так оно всегда и было…
– Угораздило же тебя связаться с таким важным человеком!
Тарзан ушел. Через час мальчик принес кебаб, и он с жадностью набросился на еду. Потом он сидел на песке, в небе висела почти полная луна. Он глядел на далекий огонек на холме и живо представлял себе завсегдатаев кофейни Тарзана. Сидят, балагурят, кто в доме, кто снаружи. Все-таки нет на свете ничего противнее одиночества. Среди людей он чувствовал себя великаном. Любил, повелевал, был героем. А без этого и жить не стоит. Интересно, вернулась ли Hyp? И вообще вернется ли? Дома ли она, или снова его ждет гнетущее одиночество?
Он встал, отряхнул брюки и пошел к роще, чтобы оттуда выйти на дорогу, огибающую гробницу Мученика с южной стороны. Он уже дошел до того места, где недавно подкарауливал Баязу, когда перед ним как из-под земли выросли две тени.
– Ни с места! – крикнул один. Говор был деревенский.
– Документы! – рявкнул другой.
В лицо ударил луч карманного фонаря. Он быстро опустил голову, будто спасая глаза от резкого света, и с бешенством крикнул:
– Кто такие?.. Отвечать!
Его повелительный тон, видимо, смутил их. К тому же при свете фонаря они разглядели его офицерский мундир.
– Извините, ваша честь, в темноте не разобрались!..
– Кто такие? – повторил он, стараясь придать голосу неподдельную ярость.
– Из корпуса Вайли, ваша честь…
Фонарь погас. Но он успел заметить, как один из них что-то уж слишком пристально его разглядывает. Как будто заподозрил неладное. Раздумывать было некогда. Два молниеносных удара, правой и левой, в брюхо, одному и другому. А теперь в челюсть одному и под вздох другому. И вот уже оба, не успев опомниться, без памяти валяются на земле. А теперь прочь, как можно скорее! На углу улицы Нагмуд-дин он на мгновение остановился, чтобы убедиться, что за ним нет погони, и только потом вошел в дом. По-прежнему никого. То же одиночество, уныние и тревога. И тот же мрак. Он сбросил мундир и в тоске повалился на кушетку.
