— Ну вот, с неприятностью покончено!
Она показала мне кончик своего влажного рукава.
— Что это было?
— Капли воска от свечки.
Это заявление неприятно удивило меня. Я видел пятна и хорошо знал, что это не воск.
— Что вы будете пить?
— Ничего. Мне нужно вернуться домой. Не забывайте, у меня там дочка одна.
* * *
Сооружения Драве в лунном свете напоминали строения из кубиков. Сажа и копоть, овладевшие всем кварталом, еще не успели покрыть стены, и белая штукатурка четко выделялась в эту декабрьскую ночь.
— Ну вот, — вздохнула мадам Драве, — мы сейчас расстанемся.
Который час? Я посмотрел на часы.
— Без четверти двенадцать.
— Через пятнадцать минут Божий сын родится еще один раз. Как вы думаете, он искупит однажды все грехи мира?
Мне вдруг стало смертельно скучно.
— Мне плевать на все грехи мира, мадам Драве. Мне плевать на весь этот мир. Все, что сейчас меня интересует, это вы. Мне плохо от одной только мысли, что мы с вами, может быть, больше не увидимся…
— Мы увидимся.
— В другой жизни? — проворчал я.
— Не будьте несправедливым! Не хотите ли выпить в последний раз перед этой вещей полночью?
Не покидать ее! Видеть ее еще! Слышать ее еще!
— Да! Да! Да!
Она открыла темные ворота. Я вновь очутился во дворе с грузовиками вдоль стен, с горами бумаги под стеклянным навесом, с запахом клея и картона.
— Что он переплетает, ваш переплетчик? Книги?
— Да. А еще обслуживает разные агентства.
Когда мы вновь очутились в грузовом лифте, она неожиданно прижалась ко мне, и пока стальная клетка поднималась, она поцеловала меня так же страстно и горячо, как в первый раз.
Лифт остановился, а мы продолжали дико сжимать друг друга в объятиях. Ее нога скользнула между моих ног, я крепко сжал ее.
Теперь у нас был один рот, одно дыхание.
— Пойдем, — сказала она, неожиданно отталкивая меня.
Движение было настолько сильным, что я потерял равновесие.
Она открыла дверь и повторила то, что сказав первый раз:
— Осторожно, здесь ступенька.
Мы вошли к ней без шума, чтобы не разбудить спящего ребенка.
Только когда мы были уже внутри, она закрыла за собой дверь и включила свет. И вот тогда она закричала. Точнее, это был не крик, а нечто напоминающее стон.
— Что случилось? — взволнованно прошептал я.
Ее глаза были прикованы к вешалке в вестибюле. На ней висело темно-серое пальто с велюровым воротником. Когда мы уходили, пальто не было. Это пальто наводило страх. Она старалась не дышать и прислушивалась, словно по тишине в квартире хотела определить, где опасность.
