Кто-то тронул сзади Егора за плечо. Он отпрянул от стены и обернулся. Перед ним стояла давешняя незнакомка, та самая, что представилась в прошлый раз Тамарой Истриной.
Левая бровь как бы слегка смазана…
А была ли она смазана у той яростной рыжеватой фурии, что привиделась недавно в осколке зеркала? Этого Егор не помнил.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
– Он там? – тихо спросила женщина, указав глазами на ртутно-серую стенку павильона, за которой по-прежнему гремел и бушевал трубный глас дяди Семена.
Растерявшись, Егор промычал нечто нечленораздельное.
– А эта?
– Кто?
Бледное личико выразило легкую досаду.
– А то не догадываешься!
– Догадываюсь… – осторожно промолвил Егор. – Все уже догадались…
Он смотрел на нее и не знал, что делать. Если она сейчас двинется к павильону, ее не задержишь. Одно отражение просто пройдет сквозь другое. Вообще такой поступок считается в зазеркалье крайним неприличием, но, раз уж она решила влезть в коробку да еще в облике умершего человека, то, значит, и впрямь готова на все!
– Я-то тебе что сделал? – шепотом спросил он.
Рыженькая взглянула на него с таким недоумением, словно с ней внезапно заговорило отражение колоды карт или стола.
– Ничего.
– Он же зеркало грохнет! А у меня это первое воплощение!
– У меня тоже, – безразлично отозвалась она.
Внезапно дядя Семен перестал глушить округу и заговорил нормальным своим негромким ворчливым голосом. Надо полагать, вышел наружу. Егор немедленно выглянул за угол, и оказалось, что коробку покинули все скопом, включая Василия. Ну, слава богу! В пустом зеркале ей появляться незачем…
– Куда это их понесло? – шепотом спросил Егор вышедших из павильона.
– Да придурок мой всех в ресторан поволок… – сердито сказало отражение Леонида Витальевича. – Кредит обмывать… Деньги карман жгут!.. А ты чего это шепчешь? – Тут Арчеда присмотрелся к Егору и вскинул брови. – Э! Что с тобой? Случилось что-нибудь?
Далее он осекся – и вместе с прочими уставился, замерев, на выступившую из-за угла павильона женскую песоналию.
Первым, как всегда, опомнился опытный дядя Семен.
– А-а!.. – завел он с преувеличенным радушием. – Ну и как вас теперь величать прикажете? Ириной или Тамарой?
Не отвечая, незнакомка неотрывно смотрела на отражение Василия Полупалова. Какое-то время казалось, что вопроса она не услышала.
– Ириной, – сказала она наконец, по-прежнему не спуская глаз с Василия. Тот только поеживался.
Женщина стояла в каком-нибудь шаге от Егора, и поэтому он с немыслимой ясностью видел, что бледноватое лицо ее оживает на глазах, делаясь все более подробным, а нечеткая и смазанная левая бровь прорисовывается – волосок к волоску. Впервые в жизни доводилось ему наблюдать, как ненависть восстанавливает облик.
