– Не нарочно я, – ответила девушка, глядя на зеленоватое пятно, за которым угадывалась воля. Глаза, который уже раз за эти два дня, медленно наполнялись слезами, прозрачными, как волшебный комок, дарующий беспамятство. Впрочем, давно известно, что у женского полу глаза на мокром месте посажены.
– Не реви! – строго прикрикнула Кика. – Вашим слезам веры нет!
– Я н-не реву… – всхлипнула утопленница. – Просто по солнышку взгрустнулось…
– Отвыкай. Солнышко не про нас. Оно там, а мы тут, в тенечке. У него свое дело – ягоду растить, а у нас свое – моховой ковер штопать. Эвон, гляди, кто-то болотом прется – зыбун так ходуном и ходит. Каждый след, считай, дырка в ковре. Я бы такого ходока своими руками на дно утянула. Давай-ка поглядим, что за невежа…
Кика огладила ладонями чешуйчатое окошко, и сразу пленка зыбуна над головой стала прозрачной, в затинок глянуло полуденное солнце и словно ветром пахнуло, настоянном на багульнике и сосновой смоле.
По болоту шел человек. Молодой парень, безбородый еще, лишь ржаные усы начали пробиваться на губе. Был парень одет по-городскому, в длиннополый сюртук, кучерявый чуб выбивался из-под картуза, на ногах красовались болотные сапоги с раструбами, в каких, ежели их развернуть, то хоть выше колена в воду заходи – ног не промочишь. На плече небрежно висела тульская двустволка, наводящая ужас на боровую и болотную дичь.
– Степа!.. – девчонка так кинулась к окну, что едва не вышибла его и не залила весь затинок жидким илом. – Степушка, тут я!
– Тише, шальная! – крикнула Кика, стараясь утихомирить бьющуюся девку. – Затинок на части разнесешь. Ну что ты развоевалась, парня знакомого углядела? Эка невидаль!..
– Это же Степа! Меня он ищет!
– Ой, не дури! С чего ему тебя искать? Сама же видишь, на охоту парень пошел, куликов стрелять. Я этого гулену давно приметила – бекасов влет сшибает.
– Это он для виду на охоту, а на деле – за мной. Мы с ним еще когда сговорившись, осенью сватов обещал прислать. Матушка, пусти меня к нему!
– Куда я тебя пущу? Прорва тут, не видишь? Сейчас окно вышибешь – так к нему даже пузыри не взойдут.
– Матушка, пусти! Это же мой Степа, не могу я без него, люблю его больше сердца! Пусти к нему хоть на минуточку!
– Ты, девка, на себя посмотри. Ты же в болоте утопла. У вас таких даже на кладбище не хоронят. Степа твой от тебя, поди, враскорячь побежит.
Девчонка не слушала. Билась в окно, звала своего Степушку, любимым кликала, дролечкой, кровинкой ненаглядной… – откуда слова такие брала. Вязкая топь равнодушно гасила крики, ей было все равно, что топить.
