В то лето, когда Алисе Кристенсен исполнилось десять лет, она впервые услышала, как бабушка ругается с ее мамой.
Стоя на самом верху лестницы, огромной лестницы, которая вела со второго этажа в вестибюль перед гигантским белым салоном в стиле арт деко, она видела, как открылась дверь и вошла бабуля, а следом за ней – мама.
– Ты просто-напросто шлюха. А твой австрияк – болван и простофиля.
– Отчего же, мама! – возразила Алисина мать, молодая блондинка, одетая в великолепное шелковое вечернее платье. – У него есть деньги, его отец был промышленником, преуспевшим в Германии, он унаследовал огромное состояние и дело, приносящее хороший доход.
– Нет… этот тип мне не нравится…Он кажется мне фальшивым, лицемерным, от него исходит нечто омерзительное.
– Перестань, мама… Мы прекрасно ладим…
– В том-то и дело… Ты – шлюха, роскошная, конечно, и все-таки шлюха! – Слова бабушки еще долго звучали в ушах Алисы.
– Неужели ты всерьез полагаешь, что этот человек может отвечать за Алису? – продолжала бабушка, – Он только и умеет, что разъезжать на спортивных машинах и проводить время в модных клубах с юными пустышками! Он совершенно не способен воспитывать ребенка, думаешь, этого хотел твой отец? Черт возьми, Ева, да с чего бы вдруг этому человеку превращаться в образцового отца…
– Да уж, родной был бы предпочтительней, – отвечала ее мать, и Алиса поняла: она говорит о человеке из ее воспоминаний и с единственной сохранившейся фотографии. Стилен Тревис, ее отец. Англичанин из Барселоны, как иногда называла его ее мать.
– Ах ты, дрянь! – завопила бабушка, и в тишине огромной комнаты зазвенели ее золотые серьги. – Ты все пачкаешь, все уничтожаешь… Хотела бы я, чтобы ты кончила свою жизнь в сточной канаве…
– Уж не хочешь ли ты сказать, что собралась вычеркнуть меня из папиного завещания?
Бабушка пожала плечами:
– Ты прекрасно знаешь, что это будет незаконно, а следовательно, невозможно. Наш дорогой усопший владел тремя четвертями всего этого. – Она обвела рукой дом и все вокруг. – В его завещании специально оговорено, что после моей смерти все, что принадлежало ему, отойдет к тебе… Но…
Бабушка смотрела на свою дочь, стоявшую в самом центре огромного ковра.
– Но, – продолжила она, – от меня ты получишь чисто символическую долю. Все остальное достанется известному тебе Фонду помощи детям, больным лейкемией.
И бабушка радостно улыбнулась.
Странный огонек блеснул в этот момент во взгляде Евы Кристенсен. Никто его не заметил, только Алиса, видевшая лицо и фигуру матери в огромном зеркале, заменявшем стену в глубине комнаты.
