— Я видел, что ты стояла там, на галерее, — сказал он, погружая руку в волну ее золотистых волос, поглаживая их, собирая в горсть. — Я долго колебался, прежде чем прийти к тебе в столь поздний час, — добавил он и отодвинулся на несколько сантиметров, наклоняя голову, чтобы взглянуть ей в лицо. — Я знаю, что не должен находиться здесь, у тебя в комнате. Но, Боже мой, — простонал он, — я не мог иначе. Словно какой-то голос звал, нет, просил меня прийти сюда.
— Это была я, — застенчиво сказала Рэчел, и лицо ее озарилось ясной улыбкой.
— Ты манила меня, словно ангел, сулящий райское блаженство, — продолжал он, — и я не мог устоять.
Одной рукой Мэтью взял ее подбородок, приподнял ее лицо и прильнул губами к трепещущему рту.
Рэчел сразу уступила натиску этих жадных губ, ответив на его поцелуй. Он целовал ее с какой-то дикой страстью, отняв у нее все силы к сопротивлению. Голова у Рэчел закружилась, она погрузилась в бездну чувственного наслаждения. Ее губы с готовностью раскрылись, и язык Мэтью беспрепятственно погрузился в ее рот. Его язык ласкал и дразнил, а она стремилась повторить малейшее его движение, теряя рассудок от ощущений, вызываемых этим необыкновенным поцелуем.
Прижимаясь к Мэтью, Рэчел чувствовала, как напряжено его сильное тело. Ее собственное тело ответило незамедлительно: прикоснувшись к его груди, соски ее под тонким батистом затвердели, а всю ее окутала сладостная истома, и она едва не лишилась чувств.
Прервав поцелуй, Мэтью подхватил ее на руки.
— Твоя рука… — пролепетала Рэчел, пока он нес ее к низкой кушетке красного дерева, стоявшей рядом с ее постелью. Эта кушетка, называвшаяся в семье lit d'accouchement[21] и использовавшаяся во время родов, должна была сейчас послужить иной цели.
— Плевать на мою руку, — буркнул он, осторожно укладывая ее на пуховый матрац и опускаясь следом за ней.
Он был так близко, что Рэчел могла различить каждую черточку, каждую морщинку вокруг его глаз. Он не сводил с нее взгляда, горящего таким огнем, что ей пришлось отвести глаза, пока он устраивался рядом с ней. Кушетка была слишком короткой для того, чтобы человек его роста мог вытянуться на ней, и Мэтью вынужден был расположиться полулежа.
Рэчел лежала, с трепетом ожидая, что последует дальше. Сердце ее отчаянно колотилось, дыхание было прерывистым, грудь бурно вздымалась.
Долго ждать ей не пришлось. Загорелая рука, смуглоту которой особенно подчеркивала белая повязка, скользнула к ее шее. Пальцы нашли место, где бился пульс, и через мгновение он прижался к этому месту губами.
