Утро выдалось таким солнечным и ясным, что Бет посчитала преступлением заниматься перетаскиванием вещей на чердак, хотя они загромождали спальню. Она решила, что должна нанести визит в Холстейнгаард и повидать Зигрид. Но все же для начала нужно было распаковать последний саквояж, так как там были нужные вещи, и, надев фартук, чтобы не запачкать платья, Бет принялась за дело. Она разложила книги по полкам, развесила картины, расставила в буфете вазочки для цветов и нашла место множеству других мелочей, которые привезла с собой. Бумагу она вновь убрала в пустой саквояж, чтобы не забыть перед отъездом, взяла ключ от чердака и все же поднялась к таинственной двери, отложив поход в Холстейнгаард на потом. Чтобы было лучше видно, Бет открыла ставню на чердачном окне. Какой-то странный бледный отсвет озарил старые рамы. Она остановилась как вкопанная, все еще держа руку на створке. В толстом стекле Бет увидела свое отражение. Схватив ключ, она решительно вставила его в скважину и повернула.
Дверь заскрежетала ржавыми петлями, ее приходилось сильно толкать, так как она покосилась от времени и открывалась с трудом, царапая пол. Когда щель оказалась достаточной для того, чтобы протиснуться внутрь, Бет постояла у порога, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. Чердак был большим и занимал все пространство над потолками дома. Печка выходила в углу на крышу. Обычная рухлядь, сваленная рядом, не касалась печи, поэтому можно было не опасаться, что она загорится. Кругом валялись сломанные вещи – разбитый ткацкий станок, старый шкаф, ларь для зерна, грабли без зубцов. Все представляло собой странное зрелище в сумеречном свете дня, проникавшем сквозь толстое грязное стекло и слегка отворенную дверь. Бет осознала, что тишина чердака ее угнетает, она слышала собственное дыхание, словно звук усиливался, отражаясь от стен. Она решила, что все дело в торфяной крыше, которая была толщиной в фут или больше и лежала поверх слоя березовой коры, покрывавшей балки. Тишина в помещении обострила ее слух, ей казалось, что она улавливает голоса прошлых веков, приглушенные временем.
Бет резко повернулась и, следуя порыву, толкнула дверь что было силы. Дверь распахнулась шире, теперь можно было заносить чемоданы. Чердак осветился, первозданная тишина нарушилась далеким шумом водопада. Бет переносила чемоданы и думала о Джине, о том, как ей, должно быть, было страшно сидеть одной в темноте, в этой странной гнетущей тишине. Бет все старалась найти нужное слово, чтобы описать эту тишину, которая была почти физически ощутима, но придумала только сравнение с невидимыми зыбучими песками, которые наползают на человека, забивают уши и отделяют его от реального мира, чтобы поглотить навсегда.
