У подножия башни Грей остановил суровый стражник.
– Лучше вам вернуться в донжон[1], миледи, – сказал он. – Никому не разрешается видеть заключенного.
– Я его дочь, леди Грей, – объяснила девушка. – Я всего лишь хотела узнать, не нужно ли ему чего-нибудь.
Воин, покачав головой, не двинулся с места.
– Мне отдан четкий приказ. В башню никого пускать нельзя.
– Умоляю, позвольте глянуть на него, хоть минуту. Никакого вреда от этого не будет.
Стражник был непоколебим, хотя ей показалось, что выражение глаз у воина стало более мягким.
– Нет.
Позднее Грей спрашивала себя, что заставило ее проявить такую смелость. Подобрав юбки, она шмыгнула под рукой стражника и одним махом взлетела по ступенькам, но оказалась перед очередным препятствием. Первый рыцарь бросился за ней вдогонку, но Грей уже стояла лицом к лицу с другими стражами, охранявшими комнату, в которую поместили ее отца. Видно, они услышали ее торопливые шаги, потому что извлекли мечи из ножен и теперь угрожающе подняли их.
Подоспевшему рыцарю не составило труда схватить девушку, которой некуда было бежать.
– Ах ты… – он скрипнул зубами, не закончив фразу.
Не в силах сдержать слезы, набежавшие на глаза, она взглянула на своего преследователя.
– Одну минуту. Я больше ничего не прошу, – сдавленно проговорила Грей.
Краска гнева сошла с лица рыцаря. Неожиданно он согласно кивнул.
– Хорошо, – последовал ответ. Уголки его губ изогнулись в легкой улыбке. – Но только минуту, не больше.
Отпустив девушку, он сделал знак двум стражникам посторониться. Те вложили мечи в ножны и отступили назад, не спуская с нее глаз.
После минутного колебания – казалось, рыцарь раздумывал, не слишком ли опрометчиво решение, – он отодвинул засов и открыл дверь.
Пробормотав слова благодарности, она вошла вслед за ним в промозглую, сырую комнату. Грей предполагала, что ее оставят наедине с отцом, но стражник не собирался уходить. Его массивная фигура отбрасывала тень на неровный пол. Воин остался у двери, а Грей двинулась в угол комнаты, где скорчился старый барон. Опустившись на колени рядом с отцом, она подождала, пока он ее заметит. Лбом он опирался на руки, сложенные па коленях, и, казалось, не замечал ничего вокруг.
Сердце у девушки сжалось при виде скорбного старца. Конечно, он часто был жесток по отношению к ней, никогда не любил ее, не интересовался, как ей живется в аббатстве, но все-таки он был ее отцом. Этот человек потерял все – сына, внука, который стал бы его наследником, свой дом, а теперь еще и чувство собственного достоинства. Не лишился ли он и остатков разума?
