— Это ты, Патриций? Я так долго ждал этого момента! А теперь мы точно два врага…
— Два смертельных врага! — яростно повторил Бельваль. — Между нами стоит смерть Я-Бона и, может быть, Коралии. Где она? Говорите, или…
— Это ты, Патриций? — тихо повторил Симон.
В отчаянии Бельваль опять схватил его за плечо и сильно потряс.
Тут Симон увидел бумажник, который капитан держал в руке, и спросил, будто не слыша обращенного к нему вопроса:
— Ты, значит, нашел письма, Патриций, и знаешь, какие священные узы нас соединяют?
Тот с ужасом посмотрел на него.
— Не смейте так говорить! Этого не может быть… не должно…
— Но это правда, Патриций!
— Ложь! — Это ложь! — закричал Бельваль, не имевший больше сил сдерживаться. — Ты просто разбойник, иначе к чему бы этот заговор против меня и Коралии?
— Я был не в себе, Патриций. Временами меня покидал рассудок… Все, что я пережил за эти годы, не могло пройти бесследно. Прежде всего смерть моей Коралии… Моя жизнь подле Эссареца была непрерывной мукой и, кроме того, золото… Разве я собирался убить вас обоих? Не помню! То есть помню нечто вроде сна, и этот сон был так похож на то, что случилось давно… Безумие — это наивысшее наказание, посылаемое небом, так как оно заставляет поступать вопреки своей воле… Так ты говоришь, что все это произошло в маленьком домике с садом? Да, да, я припоминаю теперь, что мне снова пришлось пережить то, давнее, но теперь мучителем был я сам. Какая пытка, о Боже, сознавать свое безумие!
Он говорил это тихо, почти про себя, с частыми остановками, и на лице его отражались мучительные переживания.
Бельваль с возрастающим волнением слушал Симона, а дон Луис не спускал с него глаз, точно желая проникнуть ему в душу.
Симон продолжал:
— Патриций, мой бедный сын… Я так тебя любил, а теперь нет для меня худшего врага, чем ты… И как же иначе? Как ты сможешь забыть! Ах, зачем меня не заперли после смерти Эссареца. Именно тогда я начал терять разум.
— Стало быть, это вы его убили? — спросил Патриций.
— Нет, нет, не я. Это другой отомстил за меня.
— Кто?
— Не знаю. Не будем об этом говорить. Мне так больно… Я столько выстрадал после смерти Коралии…
— Коралии? — воскликнул Патриций.
— Да, той, которую я любил… Что же касается маленькой, я за нее страдал тоже. Она не должна была выходить замуж за Эссареца.
— Где она? — прошептал Патриций со сжавшимся сердцем.
— Не могу тебе этого сказать.
— Значит, она умерла? — с гневом воскликнул Бельваль.
— Нет, она жива, клянусь…
