Больше не смогла смотреть Татьяна. С яростью оттолкнулась от стены, и, уже не таясь, пошла прочь. Её походка странно потяжелела — заскрипел от быстрых шагов снег. Где-то гавкнула собака.
Злая бессонница напала на Татьяну. Не лежится ей ни на левом боку, ни на правом, а ночь одинокая ещё вся впереди…
И вдруг — показалось или на самом деле? — звякнула щеколда калитки. Затаив дыхание, Татьяна прислушалась и дождалась нового звука, уже совсем определённого: стукнула в сенях дверь. И голос, от которого, если бы и спала, подскочила как ужаленная: «Отвори…»
Вошёл грузный, застонали половицы.
— Лампу разожги да поставь на пол.
— Захар! С ума ты сошёл! Тебе кто велел приходить! — бурно зашептала Татьяна. — Поймают! Мернов три ночи на чердаке сидел у Савелкиных, тебя караулил!
— Караулил, а теперь не караулит, небось простыл. Вот я и пришёл, — спокойно отозвался Щапов и, сев на лавку, со стоном вытянул ноги. — Пимы с меня сыми. Или нет. Прежде дай молока топлёного, душу погреть.
— С солдатами он теперь заявится, так и знай! — почти на крик сорвалась Татьяна.
— Ну так что ж. В тайге токо таёжному человеку ход, а все иные-прочие завязнут.
— Хорохоришься! Найдутся и похитрей тебя! Что удумал! В милиционера стрелять! Карабин упёр, это надо! А слухи-то, а слухи какие про тебя! Вполовину поверить, и то уж душегуб получаешься! Ты бы хоть карабин-то им подбросил, и вины бы твоей стало поменьше…
— Карабин — где надо. Я теперь вот с этим хожу, — медленно расстегнув полушубок, похлопал ладонью по невидимому во тьме обрезу. — А слухам про меня ты тоже верь, и другие пущай верят и боятся. Мне так надёжней.
— Дык что ж это, господи!
Как ни мало радости испытала Татьяна от ночного визита, но жена есть жена, и все приказы мужа быстро исполнены: лампу засветила, достала из печи плошку тёплого топлёного молока и стянула с Захара пимы.
— Баньку бы… Вша заела, — с наслаждением шевеля пальцами ног, сказал он.
— Поумней ничего не скажешь? Да ежели в такой час я баню затоплю, назавтра до самого Ваулова каждая собака будет знать, кто ко мне приходил. Нет уж, корми насекомых. Чугун воды есть в печке — достану.
— Ладно. Обойдусь пока и без лишней сырости. Сухость, она зато для здоровья полезней.
— Во-во, зверюгой тебе жить, а не как люди.
— Нужда. Временно, — ничуть не осердясь, философски сказал Захар. — Ничего. Дай срок, в шёлковой рубахе и при галстуке опять ходить начну. Ужо махнём с тобой в один такой город, какой я на примете имею, купим дом каменный и всего такого прочего. Заживём припеваючи.
