Аделина отпустила руку мужа и подошла к своей лошадке. Подняв богатую попону, она дотронулась до маленькой потертой кожаной сумки, притороченной к седлу.
— Ты хочешь достать второй плащ? — спросил Симон, подсаживая ее в седло.
Аделина непонимающе заморгала, затем опустила взгляд на сумку и покачала головой.
— Здесь недалеко, — сказала она.
Как Симон и подозревал, сверток служил некой реликвией… или оружием… которое Аделина решила ему не показывать.
Ночь была темной, северный ветер завывал над крепостным холмом, катился вниз по склонам, до самых ворот дома Кардока. Когда они окажутся в крепости, в не слишком уютной комнате, отгороженной от развалин дощатой стеной, у него будет время подумать над этой маленькой тайной Аделины.
Симон вскочил в седло и развернул коня мордой к воротам. Из дома вслед ему неслись голоса — обрывки нормандской речи, обрывки валлийской. И эта музыка сопровождала их с женой, когда они уезжали в промозглую ночь. Она неплохо справлялась с кобылой: только раз ему пришлось показать, куда ведет темная дорога.
Глава 11
Аделина проснулась, ей было тепло и светло от костра. Она выпростала руку из-под покрывала и сразу засунула ее обратно.
— Оно не кусается. Это всего лишь волчья шкура, чтобы ты не замерзла, — сказал ей муж.
Она была в длинной рубашке, под которой ничего не было. На другом конце комнаты, у небольшой жаровни, лежали на сундуке, доставленном сюда еще утром, ее аккуратно сложенное верхнее платье и накидка, а возле них маленькая кожаная сумка.
За стенами слышались голоса и цокот копыт.
— Это Гарольд с солдатами возвращаются с пира, — сказал Симон.
Аделина не могла оторвать голову от валика.
— А шумят, будто целая армия.
— Это тебя удивляет?
— Не смеши, мне от этого больно.
— Подложить хвороста в огонь? — Он был рядом с ней на широком тюфяке, его голые плечи и руки казались отлитыми из темного золота, особенно темного на фоне белоснежного постельного белья, что дала им Майда. Муж ее откинул покрывало и стал подниматься.
— Нет, — сказала Аделина.
— Нет?
— Тепла еще хватает, не вставай.
Он пожал плечами и натянул одеяло повыше.
— Как твоя голова?
— Откуда ты знаешь, что она болит?
— Всего лишь догадка.
Она опять расхохоталась, но в висках застучало, и Аделина замолчала. Сквозь дымок, вьющийся под дымоходом — отверстием, проделанным в крыше, — Аделина могла разглядеть зимние звезды.
— Как долго я спала?
— Секунду-другую в седле, а потом с часок здесь. — Казалось, ему по душе вот так лежать, раскинув руки, когда ладонь его покоится на ее льняной сорочке. — Если ты ждешь ребенка, то тебе придется постараться не засыпать в седле. Ты могла упасть, если бы меня не оказалось рядом.
