Дорога вела сквозь заросли осины, затем свернула вправо, потом повернула назад, мимо валунов, отмечавших край леса и начало луга выше по склону. Большая часть пути была ей знакома. Мать ее любила эти места. Она приезжала сюда, садилась на камень и смотрела в небо. Отсюда поместья не было видно, и небо, рассказывала она дочери, было таким же, как в далекой Нормандии.
Аделина скинула капюшон и всей грудью вдохнула северный ветер, гнавший седые тучи. Она улыбнулась: северный ветер — это хороший знак. И прошептала молитву: она молилась о том, чтобы тучи эти несли с собой снег. Много снега, чтобы завалил ущелье. Два ястреба кружили высоко над ее головой, потом одна из птиц нырнула в продуваемый ветром голый осинник.
Вдруг лошадь ее встрепенулась, внезапный громкий крик встревожил ее. Симон кричал ей откуда-то сверху. Она остановилась, услышала звон стали и ужасный, нечеловеческий вой.
Аделина повернула кобылу — та в смятении пятилась. Аделина не смела соскочить с седла, не смела подойти, ибо знала, что обнаружит. Если на Симона совершено нападение, то пешая она ему не поможет. Развернув кобылу в прежнем направлении, Аделина поскакала вверх по тропе.
И вновь лошадь ее заржала и попятилась. Аделина вгляделась попристальнее и увидела над самым большим из камней забрызганное кровью лицо Симона. Он вытер лоб испачканной кровью рукой, оставив на лице красную полосу.
— Не подходи, — закричал Симон, — оставайся там! — Он посмотрел на окровавленный клинок собственного меча так, будто не узнавал его, и, вскрикнув от ужаса, уронил меч на мох.
Симон отразил атаку.
Аделина огляделась. Она не увидела ни одного живого существа, нуждавшегося в помощи. Ей тоже вроде бы ничто не угрожало. Соскочив с лошади, она повела свою упирающуюся кобылу вверх по склону по тропинке между древними валунами.
Вначале она увидела стрелы, затем кровь, цветом еще ярче, чем стрелы. Кровь обагрила камень, а возле него, на мягком мхе между камнями, лежал умирающий.
— Не подходи! — заревел Симон.
— Ты ранен?
— Я проклят, — сказал он.
Она шагнула вперед, и он подошел, чтобы остановить ее. На какое-то ужасное мгновение ей показалось, что кровь на его руках его собственная. Он слышал, как она вскрикнула, и посмотрел на свои руки.
— Я не трону тебя, уходи, ты не должна это видеть.
Некто в окровавленном плаще приподнялся и затих.
— Должно быть, он умер, — сказала Аделина. — Давай уйдем отсюда.
— Уходи ты. Ты не должна в этом участвовать.
