Габриэлла д'Эстре обнаружила опытным глазом природную красоту утомленного лица Фелины и почувствовала отнюдь не христианское злорадство. Жаль, что Тереза д'Ароне не была в тот день среди сопровождавших герцогиню дам. Вот, стало быть, почему Филипп Вернон при каждой возможности уезжает в провинцию!
Новоиспеченная герцогиня де Бофор отлично знала, что Тереза д'Ароне домогалась ее дружбы ради собственной выгоды. Той были нужны уши короля, а вовсе не благосклонность мадам д'Эстре. С подобной спутницей всегда приятно сыграть какую-либо необычную шутку.
«Шутка» герцогини была на полголовы ниже Фелины и, не будучи толстой, обладала округлыми формами. Под жестко накрахмаленным полотняным чепцом скрывались каштановые локоны. На овальном, удлиненном лице с розоватыми губами и маленьким, дерзко задранным кверху носиком выделялись черные глаза.
Иветта Дюрос, так звали молодую женщину, приходилась сестрой любимой горничной мадам де Бофор. Горничная заверила госпожу, что руки Иветты способны превратить в привлекательную даму даже дурнушку.
Получив от герцогини рекомендательное письмо, Иветта появилась в покоях маркизы и без долгих разговоров принялась за работу.
Фелина, на которую, словно могучий поток, обрушились события путешествия и первых часов пребывания в Париже, отдала себя в ее руки. Чрезвычайно благодарная Иветте за то, что не надо ничего решать самой.
Потрясенная неожиданной милостью короля, невероятной величиной столицы и роскошью королевского дворца, Фелина с трудом могла поверить в действительность происходящего.
Ловкая, энергичная парижанка, одетая в строгое черное платье, прогнала за ненадобностью двух служанок и приняла на себя руководство всем хозяйством маркизы де Анделис. Хотя ей было чуть за двадцать, она обладала уверенностью полководца и знанием всех тайн женской красоты.
– Мадам затмит всех остальных на банкете, – пообещала Иветта тоном, не допускавшим сомнений.
Затем критическим взором изучила содержимое дорожного сундука, где лежала одежда Фелины или, соответственно, Мов Вернон. С точки зрения господствовавшей тогда моды все платья были весьма скромны. Оставалось лишь надеяться на искусство портнихи, сшившей их, по крайней мере, в соответствии с фигурой.
Низенькая горничная осторожно потрогала кусок серебристого шелка, привлекшего ее внимание, и вытащила затем все сверкавшее платье. Довольная улыбка растянула ее крупный рот почти до ушей, когда она кивнула.
