— Спрашивайте.
«Сейча-ас, сейчас я спрошу тебя, сейчас, нахалка. Ох и спрошу, — ухмыльнулся он, начиная заводиться. — Почему так получается, то, что тебе нужно позарез, болтается у кого-то, кому это совершенно ни к чему?»
— Оно не… шустовано? — строгим голосом бросил он в трубку.
— Оно не шустовано, — скопировав его интонацию, ответил низкий голос.
Подумать только, если бы она запела, то наверняка бы редким голосом, который очень ценили понимающие мужчины во все времена, — контральто.
— Понятно. А вы поете? — ни с того ни с сего брякнул он, сам не зная, что может услышать в ответ.
Вариант первый, мелькнуло у него в голове, — удивится и переспросит. Вариант второй — пошлет подальше. Вариант третий — швырнет трубку. Роман любил угадывать, как поведут себя люди, и считал себя вполне тренированным в отношениях с ними. Ах как приятно бывает сбить собеседника с толку, огорошить вопросом. То есть продемонстрировать парадоксальность собственного мышления, как он называл это. Ему было приятно наблюдать, как теряются люди, сбитые с толку, а он сам решал, кому протянуть, а чью, протянутую ему, оттолкнуть.
— Нет, — услышал он в трубке. Краткое слово и тишина ожидания.
Что значит этот резкий отказ? — дивился он.
— То есть? — бросил он, не додумав.
— Нет, — повторила она, — я не пою.
— Понял, — сказал он, ощущая, как вдруг вспотела рука, сжимавшая трубку. А у нее отличная реакция, вынужден был признаться себе Роман. Он не угадал. И как соперник, вынужденный уважать противника, он спросил ровным голосом, в котором не было интонационной игры, способной задеть чуткую собеседницу: — Ружье шустовано?
— Нет, — снова ответила она, словно жалела на него слова.
Он не привык, чтобы женщины говорили с ним так равнодушно. Но ведь она не видит его, пришла на помощь успокоительная мысль. Нет, он не страдал нарциссизмом, как считал сам, но ему точно совершенно не нравилось, когда к нему относились с таким же интересом, как к телеграфному столбу. Ведь она, черт бы ее побрал, хочет продать. Значит, она должна включить все свое обаяние. В Москве это уже усвоили все, кто хоть чем-то торгует. А там, конечно, в глуши… По старинке, мол, я делаю тебе великое одолжение, как в пору дефицита. Это он называл синдромом «у меня не десять рук», так, кажется, говорили продавщицы возле пустых прилавков. «Что ж, продолжим „сеанс связи“», — ухмыльнулся Роман.
— Тогда у меня еще вопрос. — Он сделал паузу, она тоже молчала, как затаившийся в норе хорек. — А номер на ствольной трубке сохранился?
