— Ну-с, джентльмены, сказал он так, словно обращался к собранию, — это поистине интересная встреча. Она происходит при совершенно необычайных, я сказал бы даже — беспримерных обстоятельствах. Позвольте спросить, не заметили ли вы чего-либо необычайного по пути сюда из города?
— Я заметил только одно, — сказал Саммерли с кислой усмешкой, — что вот этот наш молодой друг за последние три года нисколько не исправился. Я должен, к прискорбию моему, констатировать, что у меня в пути были серьёзные основания быть недовольным его поведением, и было бы неискренне с моей стороны утверждать, что он произвёл на меня вполне хорошее впечатление.
— Ну, ну, все мы подчас бываем немного бесцеремонны! — заметил лорд Джон. — Молодой человек не имел, конечно, в виду ничего дурного. В конце концов он — участник международных состязаний и, если полчаса донимал нас описанием футбольного матча, то имеет на это больше права, чем всякий другой.
— Я вам полчаса описывал матч?! — воскликнул я в недоумении. — Вы сами в течение получаса рассказывали мне какую-то бесконечную историю про буйвола. Профессор Саммерли может это подтвердить.
— Мне трудно решить, кто из вас обоих был скучнее, — отозвался Саммерли. — Заявляю вам, Челленджер, что всю жизнь буду зажимать уши, чуть только при мне заговорят про буйволов или футбол.
— Да ведь я сегодня ни слова не говорил про футбол! — негодовал я.
Лорд Джон пронзительно свистнул, а Саммерли удручённо покачал головой.
— Да ещё в такой ранний час! — продолжал он. — Это в самом деле могло вывести хоть кого из себя. В то время как я сидел, уйдя в задумчивое безмолвие…
— Безмолвие? — воскликнул лорд Джон. — Да ведь вы всю дорогу давали нам представление в стиле варьете в качестве имитатора звериных голосов, и были скорее похожи на взбесившийся граммофон, чем на человека.
Саммерли выпрямился. Он был больно задет.
— Вам угодно быть безвкусным, лорд Джон, — сказал он с кислой, как уксус, физиономией.
— Но чёрт побери совсем, это уже граничит с сумасшествием! — воскликнул лорд Джон. — Каждый в точности знает, что делали другие, и никто не может вспомнить, что сам он выделывал. Начнём с самого начала. Мы сели в купе первого класса для курящих, ведь это несомненно, не правда ли? Затем начался спор по поводу письма в «Таймсе» друга нашего Челленджера.
— О, вы в самом деле поспорили из-за него? — гневно спросил наш хозяин и нахмурил брови.
— Вы, Саммерли, сказали, что во всей этой истории нет ни слова правды.
