Связанные назначением либо чем-нибудь иным, все эти сооружения, как правило, соответствовали основному зданию по виду, но редко стояли на одной линии. Чаще они располагались почти замкнутым прямоугольником, формируя парадный двор – пространство непременно обширное и обычно пустое, ведь в нем надлежало разместить кареты всех приглашенных на самый большой прием.
Парадный двор в Архангельском своим, в общем, стандартным обликом напоминал огромный зал под открытым небом; выдержанный в античном вкусе, он являлся своеобразной прихожей. В 1817 году зодчий Мельников украсил его колоннадой, или, по определению самого создателя, «каменными воротами с колоннами и кирпичным сводом над проездом». Немного позже посреди ранее пустой площадки появилась клумба, которую в свою очередь, оживили не только цветы, но и пластическая группа с изображением воина, который пытается удержать тело убитого друга. Созданные как Орест и Пилад, мраморные греки сначала стояли с другой (южной) стороны дворца, украшая цветник верхней террасы. Перенесенные во двор (на северную сторону), они просуществовали под своими исконными именами больше 100 лет, пока не стали Менелаем и Патроклом. Причины, побудившей так странно переменить название скульптуры, теперь не знает никто. Видимо, сотрудники музея были искушены в античной мифологии не больше, чем управляющие Юсупова, которые в описях именовали Ореста, Пилада и других греческих героев… гладиаторами.
Так или иначе, но название «Менелай с телом Патрокла» закрепилось, как и сама композиция, оставшаяся на клумбе, видимо, навсегда. Когда-то вокруг нее кружились экипажи, доставлявшие гостей из Москвы на большие летние приемы. В такие дни окна и двери дома были распахнуты настежь, играла музыка, усиливая радостное чувство предвкушения праздника. Впрочем, праздник царил здесь всегда, поскольку в отсутствие нарядной публики душевный подъем обеспечивала архитектура. Человека, впервые оказавшегося в Архангельском, особенно изумляла живописная композиция на каменных кулисах, прикрывавших фасады флигелей. Выполненная маслом прямо по камню, она придавала парадному двору необходимую парадность, заодно усиливая «колонный» эффект: колонны на картине выглядели продолжением реальной колоннады. Когда вместо старых фресок были написаны новые, с изображениями муз вместо деревьев, дух парадности не исчез, хотя и стал гораздо менее выраженным.
Перестраивая голицынский дом, Николай Борисович, по примеру своих соседей, пользовался советами В. А. Левшина, чье сочинение «Всеобщее и полное домоводство», изданное в 1795 году, стало настольной книгой каждого русского помещика: «Зданию сему для удобности приличнее стоять между двора и саду, против главного приезду. Надобно ему быть отделенному от пристроек, заднего и скотного двора. Если обстоятельства позволяют, нужно четыре угла его учредить против четырех главных ветров, дабы ветры, кои с сих сторон бывают сильнейшие, ударяя в углы, не столько действовали, сколько бывает, когда они прямо приходят в лицо стены. Не худо, чтоб главные виды были на мартовский или сентябрьский восходы солнца».
