Ганс Мейер всегда был одним из самых усердных и придирчивых охранников, однако сегодня утром его мысли были далеко отсюда. Прошлой ночью он получил из фатерлянда письмо от своей невесты: она влюбилась в его отца, который уже несколько лет был вдовцом. К моменту получения письма они уже должны были пожениться. Она, конечно, извинялась: напряжение военного времени и все такое прочее, но такова жизнь, и она надеялась, что Ганс попытается ее понять. Он был так разъярен, что напился до беспамятства и теперь страдал от самого ужасного похмелья в своей жизни. Он не замечал болтливых горничных, которые выворачивали на стол содержимое своих сумок, чтобы их проверил охранник. Его отец! Его прекрасная двадцатидвухлетняя фрейлен с льняными волосами выходит замуж за его шестидесятилетнего лысого отца! В промежутках между приступами тошноты он строил планы мести, совершенно не обращая внимания на то, как небрежно проверял охранник вещи девушек.
Инес вывернула все, что было в сумочке, на стол, и охранник равнодушно взглянул на ее жалкое имущество. Губная помада, зеркальце, расчески, ключ, несколько франков. Пачка в две тысячи франков была хорошо спрятана в туфельке. «Хорошо, можешь идти, – сказал охранник, – следующая».
Молясь, чтобы немецкий солдат не заинтересовался ее прихрамывающей походкой, Инес уложили в сумку свои вещи, и вышла на улицу навстречу золотистым лучам парижского солнца.
Свободна! Она была свободна. По надолго ли?
Казалось, что весной 1943 года гестапо было в Париже повсюду, и это выглядело зловеще. Они разъезжали в черных «мерседесах», носили тяжелые кожаные пальто с наводящей ужас свастикой на рукавах, курили плохие сигареты, глядя на всех окружающих мертвыми глазами.
Они всегда врывались ночью. Маленькие группы людей с холодными глазами, бесчувственно смотрящими па человеческие страдания, приходили за своими жертвами без предупреждения, порой в сопровождении злых немецких овчарок, которые буквально рвались с поводков. Собаки могли найти прячущихся «врагов рейха» везде: в подвалах, в шкафах и даже за стенами.
Каждую ночь гестапо обнаруживало группы прятавшихся евреев, сгоняло их в грузовики, и одному Господу Богу было известно, куда их отправляли. Все французские евреи должны были носить знак, на котором желтыми буквами было написано «ЕВРЕИ», и никто из них не знал, когда ему придется услышать ужасающий лай овчарок и стаккато ломящихся в дверь эсэсовцев. Все евреи жили в страхе, но они делали все, что могли, чтобы скрыть это.
