– Добрый день, мистер Лейтон, – волнуясь, выговорила я.
– Добрый день, мисс Вентворт, – он протянул руку, и я почувствовала, что рукопожатие у него крепкое.
– Надеюсь, я не заставила вас ждать слишком долго.
– Ничуть, и, кроме того, мы ведь не договаривались о встрече.
– Нет. – От волнения я проглотила язык и совершенно не знала, о чем говорить дальше. С ужасом представила себе, до чего жалкое зрелище я сейчас собой являю.
– Я впервые вижу ваши работы.
– Да, но вы тут ни при чем, вам негде было их увидеть. Разве что на нескольких небольших выставках вместе с другими художниками или ежегодной демонстрации в академии.
– Правда? Скажите, где вы учились? Ваша техника кажется мне очень интересной. – Он принялся ходить по галерее, а я следовала за ним, чувствуя себя весьма неуютно, кем-то вроде спаниеля, послушавшегося команды «к ноге».
– Я... три года я провела в Париже...
– Где именно? – перебил он нетерпеливо. – В высшей школе искусств, а потом вернулась сюда и занималась у Пола Максдорфа еще три года, потом работала сама... – Я заметила, что Джордж тактично выскользнул из комнаты.
– Понимаю. Голодающий художник в мансарде? – Он улыбнулся, довольный своей шуткой.
– Не совсем, – ответила я, начиная чувствовать раздражение, – до сих пор мне удавалось не страдать ни душой, ни телом.
– Рад за вас. Значит, вам удавалось постоянно работать?
– Последние два года я работала над тем, что вы видите. Как, по-вашему, этого достаточно?
К моему удивлению, он расхохотался.
– Поделом мне, но скажите, мисс Вентворт, вы всегда так легко обижаетесь?
– Только если мне кажется, что кто-то наступает на мое драгоценное самолюбие.
– Постараюсь не заниматься этим чересчур усердно. Скажите, в каком уголке Франции вы писали эту серию?
– Я... я бы не хотела говорить.
– Не хотели бы?
– Нет, – твердо сказала я, думая про себя, что в это мгновенье прощаюсь с надеждами на рецензию, уже не говоря о карьере.
– А можно узнать почему?
– По личной причине.
– Понимаю. В таком случае, разрешите ли вы мне узнать хотя бы кое-что о «Портрете мальчика»? Он представляется мне особенно интересным.
– Да, конечно. – Мы подошли ближе к картине и остановились. Портрет у меня получился большой – шесть на четыре фута. Гастон смотрел на нас со своего луга, и его взгляд был устремлен вдаль. Он был очень задумчив – маленький мальчик, совсем одинокий, оглядывал мир и лишь ему одному было ведомо, что он о нем думает.
– Вы знаете, что это лучшее, что вам пока удалось сделать?
