– Папа говорит, ты теперь в раю, – продолжал мальчик. – Он сказал, ты слышишь мои молитвы. Но я ему больше не верю. Он всегда говорит, что рождественские желания сбываются, но на прошлое Рождество я так просил, чтобы ты выздоровела, и наступила весна, и ты ушла от нас. И сколько я ни молился, ты не вернулась. Мне все равно, если у нас не будет рождественского пудинга и мы никогда больше не станем играть в «Сокровище дракона». Мне даже все равно, если я никогда не получу в подарок такого пони, какой был у папы. Рождество ведь для совсем маленьких детей. – Вздох сожаления сопровождал эти храбрые слова. – Я только хочу… – У мальчика задрожал подбородок, и Алана заметила, каких усилий ему стоило унять эту дрожь. – Мне все равно. Сколько бы я ни желал, чтобы папа смеялся, как прежде, этого больше не случится. На свете не бывает чудес, мама. – Он говорил уже почти шепотом. – Может быть, и ангелов-то нет.
Сын Тристана закрыл окно. Щеки Аланы были мокрыми от слез, сердце болело при воспоминании о печальном маленьком личике и о лице Тристана, которое так неузнаваемо изменилось.
«Неужели Тристан так сильно любил свою жену? – с мукой спросила себя Алана. – Так ли глубоко, как мой отец любил мать?»
Отец Аланы на похоронах умолял, чтобы его положили в могилу вместе с женой. Алана снова вспомнила лицо Тристана. Только беспредельно любивший человек может так измениться после смерти своей любимой.
Алана ощутила прилив горячей ревности к женщине, делившей с Тристаном его жизнь, его ложе и родившей ему сына. И тут же устыдилась и попрекнула себя за то, что так долго не приходила к окну и позволила некой зловещей силе проникнуть в дом и нанести вред женщине, которой она завидовала.
– Девять часов пополудни и все спокойно! – раздался крик сторожа, и Алана вздрогнула.
Ей следовало спешить. Наконец она накопила достаточно денег, чтобы оставить этот город, начать новую жизнь вдали от лондонских трущоб, там, где никто не будет знать, кто она и откуда явилась. Здесь перед ней столько раз захлопывались двери, не впуская ее в приличное общество, что у нее не осталось выбора.
«На свете не бывает чудес, – повторила про себя Алана слова мальчика. – Рождественские желания никогда не сбываются…»
Алана прикоснулась к талисману, спрятанному на груди под корсажем платья: монете, висевшей на изношенном шнурке. Самодельное украшение постоянно напоминало Алане о том далеком дне, когда мальчик Тристан вынул из кармана рождественскую гинею и протянул ее Алане, и с тех самых пор монета хранила тепло, согревавшее Алану все эти годы. Гинея не только согревала ее, но изменила всю ее жизнь, как если бы обладала некой таинственной волшебной силой.
