Чердак походил на цветущий луг с богатой палитрой разнообразных оттенков, от самого яркого до самого бледного. Несколько выгоревшие бальные платья и нижние юбки, вышедшие из моды сюртуки и невыносимой яркости жилеты были вытащены из сундуков и разбросаны повсюду Габриелем, который использовал их для игры в шарады.
Вместе с Аланой они придумывали шарады, и тюрбан его бабушки украсил голову грозного неверного Саладина, а серебристый легкий шарф служил перевязью мужественному Ричарду Львиное Сердце. Они играли в шарады, и Мария Антуанетта шла на казнь, а сэр Ланселот спасал из пламени свою Гиневру.
Чего они только не придумывали, сколько было смеха! Они даже забыли, что сегодня Рождество и что по этому случаю каждый дом в городе полон гостей и родных, и все танцуют, пируют и веселятся.
Алана взглянула на своего маленького подопечного, спавшего на куче одежды, сжимая в руке надкусанное печенье. Если бы только Тристан мог видеть сейчас своего сына…
Тристан, с его полными грусти глазами и сурово сжатым ртом, с его широкими плечами, сгорбившимися под тяжестью мучительных переживаний, в которых он не мог признаться даже самому себе, не то что другим. И совсем другой Тристан в саду, его черные волосы припудрены снегом, красивое мужественное лицо оживлено…
Она очень рассердилась вчера на этого человека, который за прошедшие годы превратился в желчное, язвительное существо. Но в ту минуту откровения в саду, когда с его лица спала маска, Алана увидела его страдальческие глаза, ощутила его ранимость, признала в нем того прежнего, чуткого, доброго, любящего Тристана, хотя теперь он смотрел на нее через решетку им же самим созданной темницы.
Она устремилась к нему всем своим сердцем и отдала бы всю жизнь, только бы его глаза вновь засияли прежним светом. Она бы пожертвовала ради этого даже целым королевством, если бы небеса сделали ей такой подарок.
Алана принялась за уборку, укладывая одежду обратно в сундуки. Внезапно ее взгляд привлекла лошадь-качалка со сломанной ногой, слишком неустойчивая, чтобы на ней мог качаться ребенок, но и слишком дорогая сердцу, чтобы выбросить ее на помойку. Пространство под стропилами было переполнено воспоминаниями, отзвуками детства, первых балов и отшумевших свадеб, грустных траурных церемоний и погибших снов.
Алана забрела в самый дальний угол в поисках чего-то, что напомнило бы о прежнем, дорогом ей Тристане: писем тех лет, когда он учился в Харроу, или его крикетной биты.
